Стихи и поэмы

И только я врага в ней чувствовал: на что мне

Подарки сентября,

Когда мой лучший друг, мой аист, улетает

За дальние моря!

Следил я, как шумят, летят, несутся стаи

Неведомо куда.

Не так ли ныне я слежу, как жизнь и юность

Уходят навсегда!

Чернели на домах покинутые гнезда,

Сквозь слезы я глядел,

И мне предчувствие, подобно ветру, пело:

Таков и твой удел!

Когда ж весною вдруг земля освобождалась

От шубы снеговой

И надевала вновь свой доломан зеленый

С цветами и травой,

О, и моя душа, ликуя, надевала

Свой праздничный наряд.

Я за околицу бежал, чтоб видеть первым,

Как аисты летят.

Но детство минуло, и юность удалая

Грозой пришла ко мне.

Вот у кого земля горела под ногами!

На диком скакуне,

Поводья опустив, любил я вольно мчаться

Один в глуши степей.

И, подкатав штаны, за мною гнался ветер...

Но конь мой был быстрей.

О степь, люблю тебя! Лишь ты душе приносишь

Свободу и простор.

Среди твоих равнин ничем не скован разум,

Не ограничен взор.

Не тяготят меня безжизненные скалы,

Как неотвязный сон.

Звенящий водопад на память не приводит

Цепей унылый звон.

Иль некрасива степь? О нет, она прекрасна,

Но надо знать ее.

Она, как девушка, стыдливо под вуалью

Таит лицо свое.

Она решается, подняв вуаль, лишь другу

Открыть свои черты,

И ты в смятении внезапно видишь фею

Волшебной красоты.

Люблю я степь мою! Я всю ее объездил

На огненном коне.

В глуши, где, хоть умри, следа людей не сыщешь,

Скакать случалось мне.

Я спрыгивал с коня, над озером валялся

В густой траве степной.

И как-то раз гляжу — и вижу: что за чудо!

Мой аист предо мной.

Он прилетел ко мне; с тех пор мы полюбили

Вдвоем в степи мечтать.

Я лежа созерцал вдали фата-моргану,

Он — озерную гладь.

Так неразлучно с ним провел я детство, юность.

Он был мне друг и брат.

И я люблю его, хоть не поет он песен

И прост его наряд.

О милый аист мой, ты все мое богатство,

Все, что осталось мне

От незабвенных дней, которые провел я

В каком-то сладком сне.

Пора прилета птиц! Зимой твержу, тоскуя:

«Приди, скорей приди!»

А осенью, мой друг, тебе вослед шепчу я:

«Счастливого пути!»

Салонта, 1847 г.

 

 

ДОРОГОЮ...

Дор огою — пустынные места.

Ни деревца, ни травки, ни куста,

Где б даль перекликалась с соловьем.

Пустынные места в пути моем.

И темный вечер в облака одет,

И кажется, что звезд на свете нет.

Но вот я карих глаз припомнил взгляд —

И ожил я, и я дороге рад,

И будто все другое, не узнать, —

Мерещится такая благодать.

И будто вдоль дорожной колеи

Цветущие кусты и соловьи,

И небо за чертой земных борозд

Полно бесчисленных огромных звезд.

Кёрёш-Ладань, 1847 г.

 

 

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО АЛФЕЛЬДУ

Да, нечего сказать, поездка!

Навис и давит небосвод,

За шляпу туча задевает,

Как из ведра за шею льет.

Чтоб шубы не мочить, я отдал

Ее за четверть табака.

Я вымок до последней нитки

И превращаюсь в судака.

Что за дорога, право! Едем

По черной и густой квашне,

Вполне готовой для печенья

Ржаного хлеба сатане.

Да не стегай коней, извозчик!

Ведь не теряю я надежд,

Что до пришествия второго

Мы все-таки приедем в Пешт!

Я, Алфельд, так тебя прославил,

И мне в награду этот мрак?

Быть может, эта грязь и ливень

Твоей признательности знак?

Ты тянешься руками грязи

К ободьям вязнущих колес,

Чтобы обнять их на прощанье

И окатить потоком слез?

Я тронут, Алфельд, что разлука

Тебе тоскою душу ест

И что в уныние такое

Тебя приводит мой отъезд.

Но я бы радовался больше,

Когда бы ты от слез не вспух,

Цеплялся меньше за колеса

И сдержан был со мной и сух.

Мезё-Тур, 1847 г.

 

 

ЛЮБЛЮ ЛИ Я ТЕБЯ?

«Люблю ли я тебя?» Справляйся

И спрашивай — ответ мой прям:

«Люблю». Но как люблю, насколько,

Я этого не знаю сам.

Озер нагорных глубина

Без измерения ясна.

Я вправе был бы дать присягу,

Что мысль любая, шаг любой

И каждое биенье сердца

Наполнены одной тобой,

И светоч верности моей

За гробом вспыхнет не слабей.

Я б мог предать себя проклятью

В том случае, когда б на миг

Тебя забыть был в состоянье,

Благословенье глаз моих!

Пусть буду громом я убит!

Пусть молния меня спалит!

Но горе тем, кто верен слову

Из робкой верности божбе.

И без взывания к святыням

Я всю тебя ношу в себе.

Мне радость наполняет грудь,

Как своды неба Млечный Путь.

Что верен я тебе навеки,

В том нет заслуги никакой.

Ведь тот, кого ты полюбила,

Не может думать о другой;

Земля не сманит уж таких,

Кто неба самого достиг.

Пешт, 1847 г.

 

 

У ЛЕСА - ПТИЧЬЯ ТРЕЛЬ СВОЯ...

У леса — птичья трель своя,

У сада — мурава своя,

У неба — звездочка своя,

У парня — милая своя.

И луг цветет, и чиж поет,

И девушка и небосвод

Выходят вчетвером вперед

В свой беззаботный хоровод.

Увянет цвет, звезда падет,

И птица улетит в отлет,

Но милый с милой — круглый год,

И всех счастливей в свой черед.

Пешт, 1847 г.

 

 

В МУНКАЧСКОИ КРЕПОСТИ

В годы давние Илона Зрини  ¹

Стяг свободы подымала тут,

Но, увы, пристанище героев

Ныне жалких узников приют.

Кандалов унылое бряцанье,

Каменная прочная стена...

Без боязни я взойду на плаху,

Но тюрьма... Ну нет, тюрьма страшна.