Стихи Леи Гольдберг в переводах А.Гомана

Восьмушка смерти

                     *

Во всём, по меньшей мере, есть восьмушка смерти,

И вес её, как видно, не велик.

С какой-то скрытой прелестью беспечной

Несём её с собой, куда б ни шли.

В счастливых пробужденьях и прогулках,

В беседах двух влюблённых безмятежных,

Забыта на задворках нашей жизни,

Всегда при нас. И нас не тяготит.

Перевод Адольфа Гомана, 2012г.

                      *

"А остаток жизни," – сказал он, -

"А остаток жизни – иль мудрость, иль глупость.

И тебе выбирать."

Перевод Адольфа Гомана, 2012г.

                                          

О вреде курения

Из книги « С этой ночью »

Утро. Льёт дождь. Не вставать. И не курить. Ну что же...

Нужно поменьше читать... Странная нынче весна.

Странная нынче весна. Утро на вечер похоже.

Нужно поменьше читать. Как же весна мрачна...

Раньше роптала. И что? Мёртвых своих оживила?

Тело, газета, стихи, "Песнь песней" – болит всё сильней.

Умный молчит? Может быть. Хорошо, что есть силы

Всех по ночам не будить, не беспокоить друзей.

Утро. Льёт дождь. Не вставать. Может, боль станет глуше.

Кончилась ночь и теперь... Не было вовсе зари.

Утро, как ночь. Пусть уж так. Тишина только душит.

Как тяжела весна! Говорила тебе: не кури!

                                                                 1964

Перевод  Адольфа Гомана, 2011г. 

            

А завтра я умру

Из сборника «Остаток жизни»(рифмованный перевод белого стиха)

           *

А завтра я умру.

Изменятся к утру

И профиль, и анфас,

И веки спящих глаз.

А завтра на заре

Сойдётесь во дворе,

Чтобы отдать мне честь,

И поделить, что есть.

Настанет этот час:

Всё ваше и для вас,

И правы вы во всём,

Что скажете потом.

Сегодня я стою

Живая на краю,

Но, сколько не взывай,

Не отодвинут край.

                                                                          1971

Перевод Адольфа Гомана, 2012г.

 

123

Приложение 1:

Йегуда Амихай Умерла Лея Гольдберг

Лея Гольдберг умерла в дождливый день,

Как и писала в своих стихах;

И перенесла свои похороны

Назавтра, на солнечный день,

Как только она могла.

Её печальные глаза – единственные,

Способные состязаться с глазами отца моего

В старинной еврейской игре

Тяжёлых глаз, опускающихся

К ямкам под ними.

(Теперь они оба там.)

Лея умерла после того,

Как литературные приложения

Уже два дня печатались вовсю.

Так она вынудила нас

Написать о ней с неторопливой печалью

Чистыми словами, как только она могла.

(Во время боёв в Негеве её книжку

"Из моего старого дома" я всегда носил в рюкзаке.

Страницы были разорваны и подклеены

Полосками липкой ленты, но я знал наизусть

Все сокрытые в ней слова

И все видимые глазу.)

Она изучила много языков,

Подталкиваемая человеческой печалью:

Говори, пиши и плачь втихомолку.

(В одной из квартир в Иерусалиме жили после неё

Три девушки,

Одну из которых я очень любил.)

Мы принесли ей часть сладости

Нашей жизни, чтобы поместила её

В свои стихи, как повидло в пончики.