Я отправился в Чу, снарядив небольшую ладью,И воздвигнутый в честь Цюй Юаня дворец предо мною предстал.Я, на горы взирая, что так высоки на речных берегах,Здесь, у древнего Храма, вслух читаю, поэт, сокровенную думу о Вас:«О, когда бы пришли Вы из далей временИ, реку по волнам перейдя, устремились на юг!Только с домом родным разделили Вас тысячи ли,И при жизни пристанища не было Вам,И по смерти могилы себе не нашли…Сколь прискорбно!Пусть каждому смерть суждена,Но как тяжко с ней встретиться с глазу на глаз.И поэтому, долго скитаясь по берегу,Вы не решались уйти,С высоты Вы глядели,Как устрашающий мчался поток…И тогда, чтоб излить беспредельную скорбь,Сочинили вы „С камнем в объятьях“ —предсмертную песнь.О, могу я представить себе,Сколь тяжелые думы у Вас, одинокого, были тогда на душе!Представляю: последняя сказана Вами строка…Час настал — вы ушли…А потом, словно въявь,Сышится мне из пучины речной:„Раз не в силах взлететь высокоИ не волен уйти далеко —Лучше скрыться в безмолвье, приют отыскать в глубине!“…Ваши мысли теснились — одна за другой —То о чаяньях добрых, то о горечи прежних обид.Вдруг, усопший поэт, Вы услышали вести из жизни былой:Пропасть меж государем и теми, кто служит ему!И воскликнули Вы:„Это так!Не боролся с ничтожными я —Лишь словами хотел убедить их в своей правоте!Вот я умер и все осознал и хотел бы свой Путь изменить:Коль сгущаются тучи над отчизной моей —Как могу я на дне в одиночестве время влачить?“…И речному владыке поведали Вы обо всем,Убедили Фэн И, чтоб о Вас в небесах доложил.И, проникнув потом через Девять Застав,Повстречались с самим Государем Небес.Видя Ваши печали, Государь опечалился сам,Но, увы, даже он был не в силах помочь…»И, вздыхая, я так рассуждал:«Он, почтеннейший муж,Обладатель священных подвесок и душистых цветов,Потеряв к возвращенью пути,Бродит-ходит порою по берегу этой реки.Только горы вокруг высоки-высоки,Только скалы круты-неровны…И в руинах уже то жилище, где он некогда жил.Если путник пройдет — опечалится, грустно вздохнет.Нет в помине его сыновей. Даже внуков пропали следы.Где они?Только башню высокую время поныне хранит…»Пусть услышит поэт эти строки мои:«Вот уж тысяча лет, как ушли Вы из мира сего…Мир с тех пор оскудел, жить все тягостней в нем.Мудрый, злобных насмешек боясь, прячет мудрость свою.Мы привычек рабы, подчиняемся нравам худымИ хотим отрубить от квадрата углы, чтобы кругом он стал.Только хаос внесли мы и не в силах его побороть,Но считаем, что ревностно служим и знаем свой долг…А теперь, спутав яркое с темным, говорят: „То нефрит и коралл“.И хотят доказать, что нельзя Вас считать мудрецом.Но постыдным путем совершенства никто не достиг —Даже тот, кто считает, что отречься готов от себя.Что ж, уйти от отчизны, покончить с собою, забыв о других, —Разве это поможет потомкам, кому еще жить суждено?О, увы и увы!Все пути совершенных мужейРазве были и разве бывают прямы и ровны?И достаточно разве очистить себя самого,Позабросив-забыв все заботы о мирской суете?»Я еще раз вздохну:«Как извилист-неровен Ваш путь!Были Вы одиноким на этом тяжелом пути —И сошли, равновесие вдруг потеряв…Пусть все это и так, —Для потомков Вы — честный и праведный муж!Но зачем я скорблю?Вы давно уже вечный покой обрели…»