В те дни, когда крылатых фей отрядыЕще не возмутили мир Эллады,Не распугали нимф в глуши зеленой;Когда державный скипетр Оберона,Чье одеянье бриллиант скреплял,Из рощ дриад и фавнов не изгнал, —В те дни, любовью новой увлеченный,Гермес покинул трон свой золоченый,Скользнул с Олимпа в голубой просторИ, обманув Зевеса грозный взор,Спасительными тучами сокрытый,Унесся к берегам священным Крита.Пред нимфой, обитавшей там в лесах,Все козлоногие склонялись в прах;У ног ее, вдали от волн, тритоныЖемчужины роняли истомленно.По тайным тропам, близ ее ручья,Где плещется прохладная струя,Столь щедрые являлись приношенья,Что равных нет в ларце воображенья.«О, что за мир любви подвластен ей!» —Гермес воскликнул; тотчас до ушейОт пят крылатых жар проник небесный;Лилейных раковин извив чудесныйЗарделся розой в завитках златых,Спадавших прядями до плеч его нагих.К лесам и долам островного края,Цветы дыханьем страсти овевая,Он устремился – у истоков рекНайти возлюбленной невидимый ночлег.Но нет ее нигде! Под тенью букаОстановился он, охвачен мукой,Ревнуя деву и к лесным богам,И к яворам, и к вековым дубам.Донесся до него из темной чащиПечальный голос, жалостью томящейОтзывчивое сердце поразив:«О если б, саркофаг витой разбив,Вновь во плоти, прекрасной и свободной,Могла восстать я к радости природнойИ к распре огненной уст и сердец!О горе мне!» Растерянный вконец,Гермес бесшумно бросился, стопамиЕдва касаясь стебельков с цветами:Свиваясь в кольца яркие, змеяПред ним трепещет, муки не тая.Казалось: узел Гордиев пятнистыйПереливался радугой огнистой,Пестрел как зебра, как павлин сверкал —Лазурью, чернью, пурпуром играл.Сто лун серебряных на теле гибкомТо растворялись вдруг в мерцанье зыбком,То вспыхивали искрами, сплетясьВ причудливо изменчивую вязь.Была она сильфидою злосчастной,Возлюбленною демона прекраснойИль демоном самим? Над головойЗмеиною сиял созвездий ройУбором Ариадны, но в печалиРяд перлов дивных женские уста скрывали.Глаза? Что оставалось делать им? —Лишь плакать, плакать, горестно немым:Так Персефона плачет по полям родным.Отверзся зев змеи – но речи, словноСквозь мед, звучали сладостью любовной,В то время, как Гермес парил над ней,Как сокол над добычею своей.«Гермес прекрасный, юный, легкокрылый!Ты мне привиделся во тьме унылой:На троне олимпийском, средь богов,В веселии торжественных пиров,Задумчиво сидел ты, не внимаяНапевам Муз, когда струна златаяДрожала нежно: горестью томим,Пред Аполлоном был ты нем и недвижим.Во сне моем спешил ты на свиданье:Подобен утру, в алом одеяньеСтрелою Феба тучи пронизав,На критский берег ты летел стремглав.Ты встретил деву, вестник благородный?»Гермес – над Летой светоч путеводный —Змею тотчас же пылко вопросил:«Посланница благая вышних сил!Венец, извитый с дивным совершенством!Владей, каким возжаждется, блаженством,Скажи мне только, где она таитСвое дыханье!» – «Клятва пусть скрепитПосул, произнесенный Майи сыном!»«Я кадуцеем поклянусь змеиным, —Вскричал Гермес, – тиарою твоей!»Легко его слова летели меж ветвей.Чудесная змея проговорила:«О нежный бог, твоя любовь бродила,Вольна как ветр, по долам и лесам,Невидима завистливым очам.Незримо странствуя по тропам мшистым,Она в потоке плещется сребристом;С дерев, склоненных у прозрачных вод,Невидимой рукой срывает плод.Волшебный дар мой – красоте защита:Моими чарами она укрытаОт похоти Силена, от лихихЗабав сатиров в зарослях глухих.Истерзанная страхами богиняСкиталась бесприютно, но отныне,Магической росой умащена,От домогательств жадных спасена.Среди дубрав – повсюду, где угодно —Ей дышится отрадно и свободно.Исполни свой обет, Гермес, – и тыУзришь ее желанные черты!»Бог, страстью очарован, увереньяВозобновил – и жаркие моленьяЛаскали слух змеи, как горние хваленья.Она главу Цирцеи подняла,Зардевшись пламенем, произнесла:«Я женщиной была – позволь мне сноваВкусить восторги бытия земного.Я юношу коринфского люблю:О, дай мне женщиной предстать пред ним, молю!Дыханием я твой овею лик —И нимфу ты увидишь в тот же миг».Гермес приблизился, сложив крыла;Змея его дыханьем обожгла —И нимфа им предстала, словно день, светла.То явь была – иль сон правдивей яви?Бессмертен сон богов – и в долгой славеТекут их дни, блаженны и ясны.Гермес одно мгновенье с вышиныВзирал на нимфу, красотой сраженный;Ступил неслышно на покров зеленый —К змее, без чувств застывшей, обернулся,Жезлом извитым головы коснулся.Потом, исполнен нежности немой,Приблизился он к нимфе молодой.Ущербную луну напоминая,Пред ним она потупилась, рыдая;Склонилась, как свернувшийся бутонВ тот час, когда темнеет небосклон;Но бог ее ладони сжал любовно:Раскрылись робкие ресницы, словноЦветы, когда, приветствуя восход,Они жужжащим пчелам дарят мед.Исчезли боги в чаще вековечной:Блаженство лишь для смертных быстротечно.Змея меж тем меняться начала:Кровь быстрыми толчками потеклаПо жилам; пена, с жарких губ срываясь,Прожгла траву; от муки задыхаясь,Она взирала немо – и в глазахСухих, забывших о благих слезах,Метались искрами страдание и страх.Изогнутое тело запылалоОкраской огненной, зловеще-алой;Орнамент прихотливый скрылся вдруг —Так лава затопляет пестрый луг;Исчез узор серебряно-латунный;Померкли звезды и затмились луны;Погас наряд диковинно-цветнойИ пепельной застлался пеленой;Совлекся медленно покров лучистый:Сапфиры, изумруды, аметистыРастаяли, тускнея, и однаОсталась боль – уродлива, бледна.Мерцала диадема еле зримо —И вот, во тьме дубрав неразличима,Слилась с туманом; слабый ветерокРазвеял возглас: нежен и далек,«О Ликий, Ликий!» – над пустой равнинойПронесся он и смолк за дальнею вершиной.Куда исчезла Ламия? Она,Вновь во плоти прекрасной рождена,На полпути к Коринфу, где пологоВедет с кенхрейских берегов дорогаК холмам крутым, свергающим ручьи —Святые пиэрийские ключи —У кряжа горного (грядой отвеснойОн тянется, туманной и безлесной)Вплоть до Клеонии, на самый юг.Там опустилась Ламия на луг —И, слыша в роще быстрое порханье,Среди нарциссов затаив дыханье,Склонилась над прудом – узнать скорей,Пришло ли избавленье от скорбей.О Ликий, счастлив ты: с ней не сравнитсяНикто из дев, что, опустив ресницыИ платье расправляя, меж цветовСадятся слушать песни пастухов.Невинные уста – но сердце зналоЛюбви науку с самого начала.Едва явилась – острый ум отторгОт горя неразлучный с ним восторг,Установил их вздорные пределы,Взаимопревращения умелоВ обманчивом хаосе отыскал,Частицы разнородные связал, —Как если б Купидона обученьеОна прошла, но в девственном томленьеПокоясь в праздности, не знала вожделенья.В свой час узнаете, зачем онаВ задумчивости здесь стоит одна,Но надобно поведать вам сначала,О чем она плененная мечтала,Куда рвалась из пут змеиных прочь,Где в грезах пребывала день и ночь:То ей Элизий представал туманный;То как спускается к богине океанаСонм нереид по волнам утром рано;То Вакх, что под смолистою соснойНеспешно осушает кубок свой;Сады Плутона, сонная прохлада —И вдалеке встает Гефеста колоннада.То в города неслась ее мечта —И там, где шум пиров и суета,Среди видений бытия земного,Коринфянина Ликия младогоУвидела. Упряжкою своей,Как юный Зевс, он правил. Перед нейЗатмился свет – и сердце страсть пронзила…В Коринф вернуться должен Ликий милыйДорогой этой в сумеречный час,Чуть мотыльки начнут неслышный пляс.С востока ветер дул, и у причалаГалеру медленно волна качала,О камни тихо шаркал медный нос.В эгинском храме юноша вознесМоленья Зевсу – там, где за порталомКурится жертвенник под тяжким покрывалом.Его обетам громовержец внял;Путь одинокий юноша избрал,Отстав от спутников, чьи речи сталиЕму несносны; по холмам вначалеШагал бездумно Ликий – но когдаЗатеплилась вечерняя звезда,В мечтаньях ввысь унесся он, где тениВкушают мир Платоновых селений.Приблизился он к Ламии – и вот,Рассеян, мимо, кажется, пройдет:Сандалии шуршат по тропке мшистой.Незрима Ламия в долине мглистой;Следит за ним: прошел, укрыт плащом,Окутан тайной. Нежным голоскомВослед ему она заговорила:«Оборотись, прекрасное светило!Ужель одну оставишь ты меня?Взгляни же, сострадание храня».Он поглядел – о нет, не изумленно,А как взглянуть бы мог Орфей влюбленноНа Эвридику: мнилось, этих словДавным-давно впивал он сладкий зов.Он красоту ее самозабвенноДо дна испил, но в чаше сокровеннойНе убывало; в страхе, что сейчасОна исчезнет, скроется из глаз,Он волю дал восторженному слову(И стало ясно ей – он не порвет оковы):«Тебя оставить? Нет, богиня, нет!Забыть ли глаз твоих небесный свет?Из жалости не покидай: едва лиСмогу я жить, отвергнутый, в печали.Коль ты наяда – каждый ручеекТебе послушен будет, хоть далек;Коль ты дриада – утренней пороюНапьются сами заросли росою;А если ты одною из ПлеядСошла на землю, гармоничный ладПоддержат сестры, в вышине сверкая.В твоем привете музыка такаяМне слышится, что тотчас без нееНавек мое прервется бытие.Молю, не покидай!» – «В земной юдолиМне стопы тернии пронзят до боли.В твоей ли власти заменить мне дом,Тоску умерить сладкую о нем?Как мне бродить с тобою по долинам —Безрадостным, холодным и пустынным,Как мне забыть бессмертия удел?Ученостью ты, Ликий, овладелИ должен знать, что духи сфер блаженныхНе в силах жить, дышать в оковах бренных.О бедный юноша, ты не вкушалНектара, светом горним не дышал!Есть у тебя дворцы, где анфиладаПокоев дарит утешенье взглядуИ прихотям моим бесчисленным отраду?Нет-нет, прощай!» Простерла руки ввысь,Еще мгновенье – с ней бы унеслисьЛюбви необоримой упованья,Но он поник без чувств от горького терзанья.Жестокая, все так же холодна(Хотя бы тень раскаянья виднаБыла в глазах, сверкнувших пылом страсти),Устами, вновь рожденными для счастья,В его уста жизнь новую влила —Ту, что искусно сетью оплела.Из одного забвения в иноеОн пробужден – и слышит неземноеЗвучанье голоса, в блаженстве и покоеДарующего ласковый привет;И звезды слушали, лия дрожащий свет.Потом, в волнении сжимая руки —Как те, кто после длительной разлукиНаговориться, встретившись, спешат —Она, чтоб вытравить сомнений яд,Дрожащим шепотом его молилаСомненья отогнать, затем что в жилахУ ней струится трепетная кровь,А сердце безграничная любовь,Точь-в-точь как у него, переполняет.Дивилась, что в лицо ее не знает:Коринфянам ее богатый дом,Довольства полный, хорошо знаком.Ей золото блага земли дарило,И одиночество не тяготило,Но вот случайно увидала: онУ храма Афродиты, меж колонн,Среди корзин, гирлянд и свежесжатыхЦветов и трав (курились ароматы:Был празднества Адониса канун)Задумчиво стоял, красив и юн…С тех пор в тоске о нем сменилось много лун.И Ликий от смертельного забвеньяОчнулся, снова полон изумленья;Внимая сладостным ее речам,Он женщину, себе не веря сам,Зрел пред собою – и мечтой влюбленнойЛетел к восторгам, страстью окрыленный.Вольно безумцам в рифмах воспеватьФей иль богинь пленительную стать:Озер ли, водопадов ли жилицаСвоими прелестями не сравнитсяС тем существом прекрасным, что ведетОт Пирры иль Адама древний род.Так Ламия разумно рассудила:Страх вреден для восторженного пыла;С себя убор богини совлекла —И женщиной, застенчиво мила,Вновь сердце Ликия завоевалаТем, что, сразив, спасенье обещала.Красноречиво Ликий отвечалИ со словами вздохи обручал.На город указав, спросил в тревоге,Страшится ли она ночной дороги.Но путь неблизкий, пройденный вдвоем,Ее нетерпеливым волшебствомДо нескольких шагов укоротился:Влюбленный Ликий вовсе не дивилсяТому, как оказались у ворот,Как незаметно миновали вход.Как в забытьи бессвязный лепет сонный,Как смутный рокот бури отдаленной,В дворцах и храмах, освящавших блуд,По переулкам, где толпился люд,Во всем Коринфе гул стоял невнятный.Сандалии прохожих в час закатныйО камень шаркали; меж галерейМелькали вспышки праздничных огней,Отбрасывая пляшущие тениНа стены, на широкие ступени:Тревожно тьма металась по углам,Гнездилась средь колонн у входа в шумный храм.Закрыв лицо, он руку сжал любимой,Когда прошел величественно мимоС горящим взором старец, облаченВ философа поношенный хитон.В широкий плащ закутавшись плотнее,Поспешно прочь стремится Ликий с нею;Дрожь Ламию охватывает вдруг:«Любимая, откуда твой испуг?Твоя ладонь росой покрылась влажной».«Нет больше сил… Кто этот старец важный?Не вспомнить мне никак его черты.О Ликий, почему укрылся тыОт взгляда острого в тоске безмерной?»«То Аполлоний – мой наставник верный.Он муж ученый, но в мой сладкий сон,Как злобных бредней дух, сейчас ворвался он».Меж тем крыльцо пред Ликием предсталоС колоннами у пышного портала;Сияние светильника теклоНа темный мрамор – гладкий как стекло —И в нем звездой мерцало отраженной;Переплетались вязью утонченнойПрожилки в камне дивной чистоты:Воистину богиня красотыМогла ступать по ровным плитам пола.С волшебною мелодией ЭолаДверь отворилась в царственный покой,Сокрывший их от суеты мирской.Уединенье слуги разделяли —Немые персы; их подчас видалиВ базарном гвалте, но никто не могПроведать, где хозяев их порог.Но, истины во славу, стих летящийРасскажет о печали предстоящей,Хоть многие желали бы сердцаПокинуть любящих в неведенье конца.