Зачем они партизану?
Но лезвий было не счесть!
«А дальше что?»
Дальше самое интересное:
кому-то мы сделали дело полезное,
о ком-то просто забыли —
на учёт поставили и отпустили.
Вот сиди теперь и записывай:
если птицей свистнули,
значит, близко засада,
вот нам то того и надо!
А в засаде сидят, курят трусы,
оставить на них бы укусы,
да зубов своих жалко.
Раскричалась по лесу галка:
видать, к горю или к зиме.
Подкинь сигаретку мне.
Ты сынок или дочка —
не видно. Ставь точку.
А я бы точку поставила,
да метку чёрную ставило
время на нынешних партизанах,
ведь кто-то из них изранен,
кто-то из них изрезан
острыми, острыми лезвиями:
лезвие — совесть, лезвие — честь.
К чему они партизану?
Но лезвий было не счесть!
Опять в бой! Снова на смерть.
Как мы устали от этого!
Смерд ты или не смерд —
смотрит смерть неприветливо.
Век не видать бы воли,
сто лет не хлебать бы щей,
но отдайте нам долю —
рожать и растить детей!
Поэтам вечная слава,
героям вечный покой.
Жила я иль нет — не узнала.
Враги шепчут: «И чёрт с тобой!»
Шелестящее, серое небо,
тревожное утро и дом.
Нет, я не сдвинусь с места.
Если ты на меня, чёрт с тобой!
Поэтам вечная мука,
героям вечная блажь:
ах какая на облаке скука!
Ты вчера родилась.
А родившись восстала:
снова на бой и смерть!
Только солнце шептало:
— Доколе это терпеть?
Слава героям, слава!
Поэтам несём цветы.
Лишь вечность тихо вздыхала:
— Время рожать, а ты…
Никому не желали горя,
никому не делали зла,
но ждала нас дурная доля:
сургуч-край, полымя-поля.
На пехоту большая охота,
на пехоту и пепла смерч!
Мне была другая охота:
на земле родной умереть.
Но земля не держалась за Землю,
а полынь на песок полегла.
И душа моя, будто в небо,
в траву-погорель ушла.
Бледные, белые лица:
с мёртвых не сдуть уж пыль;
парень ты или девица —
не рассмотреть, не отмыть.
Но отряды — лишь горстка кряду,
не кричим сегодня «ура»,
а засядем в свои засады
и снаряд за снарядом… Пошла!
Обгорелые лица у павших,
у выживших в глотках ложь:
«Победа, победа, знай наших!»
Наших ведь не возьмёшь.
Но к нашим присело горе,
к нам припало зло.
Сургуч-край (говорят) — не доля,
а поля — полымя. Вот и всё.
Надо же, мне приснилась
солдата живая душа,
и ему памятник не на чужбине,
а на русской земле. Да, да.
Какие праздничные солдаты
плыли по русской земле:
наши они, не наши,
а пуля твоя — лови!
Разлетелась вся правда,
растворилась и суть.
Праздничным этим солдатам
уже с пути не свернуть!
Горе, горькое горе:
горела большая страна.
Лёг нё лег воин в поле,
лишь вздохнула земля.
Праздничные герои.
Праздник — это слеза.
А море слёз или боле —
всё впитает черна.
Школьники в школу ходили,
поэты писали стихи,
судьи суды рядили.
Шли на бой я и ты
с праздничным, праздничным криком:
— Наша, наша земля! —
вдруг русским потрёпанным ликом
она на ладонь легла.
Когда нравится только один мужчина,
то все остальные мужчины
без объявления войн уходят
и места себе не находят.
А я, войны не объявляя,
любовь себе нагуляла,
нагуляла не как другие,
а просто входя в плохие
чужие, далёкие письма —
на его письмах зависла.
Зависела, может и дальше,
но мой престраннейший мальчик
не держит, а отпускает.
Почему отпускает? Не знает.
И только по этой причине
нравится этот мужчина
самый необычайный на свете!
Его лик ужасен и светел.
Я б его имя нарисовала,
но чувствую, будет мало
места ему на бумаге.
Я хотела его до драки,
да писем совсем не писала.
Почему не писала — не знала.
У героев много амбиций,
они написаны на их лицах:
герои хотят в президенты,
спасатели, резиденты,
героям хочется славы,
и какой бы она ни была — её мало!
Героям хочется к звёздам,
а это совсем уж просто:
лети, расправив руки —
избавь нас от вечной муки!
Войны новые
Край родной я белым белила,
белым плугом луга «стелила».
И бегом по белому полю
на белую-белую волю!
Неизбежным казалось счастье.
Солнце за облаком: «Здрасьте
природа, цветы и колосья!
Что же будет, когда их скосят?»
Будет хлеб хрустящий и сладкий.
Ах, какая я девочка хваткая:
радугу рукою схватила
и пшеницу ею косила.
Накосила снопов — не сносят!
Ой да ветер меня уносит
далеко от дома родного
в мир большой, не видала такого:
страны, а в странах войны.
И их детям ни жарко, ни больно:
лежат бездыханно рядами,
не просятся к папе и маме.
Я им колосья кидала,
но меня лишь стена замечала,
стена от дома разрушенного.
Ты не слышишь, а я послушала,
как мать Природа шептала:
— Счастья всегда не хватало
на всех сразу. Лети отсюда!
И у них оно когда-нибудь будет.
Генералы ордена славы,
командиры ордена бед,
жили б вы вечно с нами,
пригласила б я на обед
комиссаров злого совета,
бригадиров вечной луны.
Видишь, сияют кометой
эти воины! Ищут они
белое, чистое войско,
чтобы вступить в отряд.
Ты сегодня не светлый?
Слышишь, они говорят:
— Будет мир этот проклят,
кроме наших сынов!
— Куда-куда мне податься? —
я устало шепчу. А из снов
генералы ордена славы,
командиры вечной беды!