Стихи обо всем

…Однако,
так как на роль человека с трудной мужской
          судьбой претендую всё-таки я,
то всё что останется мне – это выйти вперед,
наклониться к людям (ближе других) и сказать:
–  Дорогие мои, бедные, добрые, полуживые…
Все мы немного мертвы, все мы бессмертны
          и лживы.
Так что постарайтесь жить – по возможности —
          радостно,
будьте, пожалуйста, счастливы и ничего
          не бойтесь
(кроме унижения, дряхлости и собачьей смерти,
но и этого тоже не бойтесь).

7.

Потому что всех тех, кто не выдержал главную
          битву,
кто остался в Париже, в больнице, в землянке,
          в стихах под Москвой,
все равно соберут, как рассыпанную землянику,
а потом унесут – на зеленых ладонях – домой.

Мои тебе чужие письма

Один человек, страстный садовод, пытался натянуть нити вдоль грядок, на которых он посеял салат-латук, для того, чтобы защитить его от птиц. Его жена вернулась из магазина и обнаружила паутину из нитей, завязанных сложным и бессмысленным образом, вне зависимости от направления грядок. Это был первый признак того, что в последующем оказалось слабоумием.

(Из книги по психиатрии)

– Закрыв глаза и посмотрев на свет,

на белый свет, продольный и огромный,

скажу: – Мне было шесть,

а стало тридцать шесть,

а что там между – я уже не помню.

1.

          …
          …
          …
          …
          …
          …
          …
          …
          …

2.

Есть такое понятие «открытые блоги»,
          электронные дневники.
Раньше были дневники Шелли, Байрона,
          потом Марины Цветаевой, потом Анны Франк
(девочки спасавшейся от фашистов
          в нидерландском подполье),
а вот теперь наши —
открытые всем ветрам: простые, загадочные,
          тупые, как лопухи у дороги…
Вот девушка пишет: о как я хочу уехать
          отсюда! —
а потом узнаешь, что это была ее последняя
          запись
(ее вроде изнасиловали и убили),
а вот уже взрослая женщина пишет,
вспомная свое детство в советской больнице
          (ей нет еще 40):
«…я подошла к ней ночью и положила ей на лицо
          подушку,
потому что это был мой единственный выход
так как я не могла больше терпеть их унижения
          и побои,
но я и теперь ни о чем не жалею» —

но всё не так страшно (как же не страшно?),
чаще смешно, вызывающе, неинтересно…

3.

Едва осознана мужская красота,

но тут же схвачена и заперта в подвале.

– Скажи, что там осталось от тебя,

нецарский сын, князёныш и царевич,

в 1492 году, 20 сентября,

четырнадцатилетний Иван,

          семилетний Дмитрий Андреич?

– Ничего я вам не скажу, гуси-лебеди вы,

          дураки, -

отвечает князёныш (наверное, кареглазый),

во влажной рубахе, истлевший, из самой земли…

…А я пишу тебе второе письмо: «Здравствуй,

видно, чего-то сильно мне не хватило в этой

          жизни (или хватило выше крыши)

если я – к человеку, который к тому же и младше

          меня -

обращаюсь с приказом, нет, с требованияем —

          понимания и пощады».

4.