Стихи остаются в строю

Река торопливая, тальник,
Деревья и луг заливной,
Вечерняя дума о дальних
Дорогах,
   изведанных мной.
И чем этот берег дороже
Другого —
   едва ли пойму.
Он был моим детством…
   И кто же,
Старея, прощает ему
Те ранние наши печали,
Те странствия наши в тоске,
Те скорби, тот крохотный ялик,
Забытый на мокром песке?
Не скоро, наверно, устану
Вот так вспоминать у реки
Белесый простор Казахстана
И мглу Уссурийской тайги —
Те дали, где шел я, ведомый
Такой перекатной волной,
Которая засветло к дому
Приводит на берег родной.

Конница

Был воздух чище влаги родниковой
(Два-три в году — так редки эти дни) —
Шла конница, притуплены подковы
Об острые карельские кремни.
Когда прошли по-боевому споро
Два скорбных, неоседланных коня,
Я шапку снял, — почтил бойцов, которым
Не довелось прожить такого дня.

1940

Память о детстве

Когда Папанин в океане
Ледовом вырос, как гора,
Дворы покрыла ропаками
И айсбергами детвора.

Кто: те ли, эти ли любимей?
Равно имели мы в виду
И тех, дрейфующих на льдине,
И этих, зябнущих на льду.

Нам дорог берег, обретенный
Отцами в схватках боевых.
Котовский, Щорс, Чапай, Буденный —
Герои сверстников моих.

Есть, не в пример наукам хитрым,
Совсем нехитрая одна:
Распознавать по детским играм,
Чем озабочена страна.

Юрий Черкасский

Письмо в ячейку

Земля еще не остыла, еще солона от крови,
В углах еще не проветрен пятнадцатилетний
   дым,
Стены щербаты от боя, заплаты видны
   на кровлях,
И клонятся к братским могилам еще молодые
   сады.
На этой меченой почве, ячейка, меня ты
   растила,
Учила простым приемам слесарного ремесла,
Учила глядеть в горизонты, помнить седые
   могилы,
Учила не оступаться — и вместе со мной
   росла.
Испытывала — походом, скупым
   комсомольским уставом,
Водою и хлебам ржавым, широкой постелью
   из трав,
Мечтою необычайной в часы, когда душные
   травы —
Чабрец, и полынь, и мята отравнее всех
   отрав.
Учила сквозь окна, сквозь двери и
   замкнутые заборы
В самое сердце глядеться и видеть друзей
   и врагов,
Насыпала полные горсти мозолей крутых
   и отборных,
Чтоб я не боялся осколков, выступов и углов.
Ты так меня проводила, — земля остынет
   не скоро,
Но скоро тяжелой походкой пройдет
   настоящий дым,
Бери же у старых зрелость, а их обучай
   задору
И силу храни сухою, как порох сухим. Иди!..
Крутых и отборных мозолей насыпала
   полные горсти,
Открыла мне семафоры, и я тебе говорю:
Через дороги и версты, через поселки
   и версты,
Через бескрайние версты короткое —
   благодарю.

1934

Жажда