Стихи в переводе Сергея Торопцева

Воды Хань прилепились к Сянъяну[98],
Здесь, у дамбы, привольно цветку.
Ну, а мне здесь и чудно, и странно —
Тучи с юга[99] приносят тоску.
Не дождаться мне вешних томлений
И ветрами развеянных грез.
Ты, являющийся в сновиденьях,
Зов сквозь небо давно уж не шлешь.

734 г.

Ли Бо часто ездил в город Сянъян (совр. Сянфань), где, отказавшись от государевой службы, жил столь почитаемый им поэт Мэн Хаожань, и они вместе погружались в вольную стихию «ветра и потока», то есть не регламентированную никакими внешними установками жизнь в свободном общении с друзьями за жбанчиком вина, сочиняя и тут же нараспев декламируя стихи. Ведь, как уже после Ли Бо сформулировал поэт, «не вино цель хмельного старца». Вот одним из таких стихотворений и был анакреонтический гимн, написанный в песенном стиле, выбиваясь из нормативности традиционной поэтики. Стержнем его сюжета стала легендарная история о посадском начальнике Шань Цзяне, который любил погулять в тех местах и, захмелев, засыпал в кустах без шапки, что считалось непристойным.

Сянъянская песнь

Солнце к ночи прячется в горах,
Кто-то там без шапки спит в кустах
Ну, веселье для сянъянской ребятни,
Все горланят «Ах, копытца медные»[100].
Не смеяться над почтенным кто бы смог?
Распластался, точно глиняный комок.
Ай да чарка желтый попугай[101]!
В день по триста опрокидывай[102]
Целый век все тысяч тридцать шесть
Дней, и зелень волн окрест
Виноградным вдруг покажется вином[103],
Сусло мутное поднимется холмом.
Я на девку обменяю скакуна,
Замурлычет песенку, хмельна,
На телеге чайничек вина,
Флейта с дудкой убеждают пить до дна.
Чем вздыхать над незадавшейся судьбой[104],
Опрокинь-ка ты кувшинчик под луной.
Посмотри на старый памятник Ян Ху
Черепашка раскололась, весь во мху[105].
Стоит ли слезинки здесь ронять?
Стоит ли здесь душу омрачать?
Ветер и луна всегда с тобой
Хоть ты рухни яшмовой горой[106].
Молодецкий ковшик для винца[107]
Ты с Ли Бо до самого конца.
Скрылась Тучка княжеских утех[108]
На восток давно поток утек[109]…

734 г.

Много троп проложил Ли Бо в ближних и дальних окрестностях Аньлу, забредал в глухие места, подальше от хоженых дорожек, и, оставаясь один на один с природой, ощущал себя не наблюдателем, а частью ее, вечной и обновляющейся. Это и была та «чистота», к которой он стремился душой, мировоззрением, образом жизни.

Бреду вдоль наньянского родника Цинлэн

Мне дорого закатное светило
И сей родник холодной чистоты,
Закат дрожит в течении воды.
Так трепетной душе все это мило!
Пою восходу облачной луны…
Но смолк — и слышу: вечен глас сосны.

732 г.

Написал, взобравшись на камень посреди стремнины, когда брел вдоль Белой речки в Наньяне

В верховьях Белой речки[111] утром шел,
Людей так рано нет здесь никогда,
Зато прелестный островок нашел,
Чисты, пусты и небо, и вода.
Взгляд провожает к морю облака,
Душа меж рыбок плещется в волнах,
Закатного светила песнь долга,
А к хижине ведет меня луна.

732 г.