Стихи в последнюю ночь Земли

устроили день рожденья

и сыграли

пару

случайных композиций

молодости.

после

он спросил:

«кто это сочинил?»

«вы», – ответили

ему.

«ах, – произнес он, —

я всегда так и

подозревал: у смерти

значит

все-таки есть какие-то

достоинства».

телефон

притащит к вам людей

своим звонком

тех кто не знает что делать со

своим временем

причем им до боли хочется

заразить этим

вас

издалека

(хотя они бы предпочли

на самом деле быть с вами в одной комнате

чтобы лучше навесить на вас свое

ничтожество).

телефон необходим только

для экстренных случаев.

эти люди – не

экстренный случай, они

стихийное бедствие.

я никогда не рад звонку

телефона.

«алло», – отвечу я

с опаской.

«это Дуайт».

и уже ощущаешь их имбецильное

стремление вторгнуться.

они – люди-блохи что

наползают на

психику.

«да, в чем дело?»

«ну, я сегодня вечером в городе и

подумал…»

«послушай, Дуайт, я очень занят, я

не могу…»

«ну, тогда может в следующий

раз?»

«может и нет…»

каждому отводится лишь столько-то

вечеров

и всякий истраченный попусту вечер —

грубое попрание

естественного хода

вашей единственной

жизни;

а кроме того, во рту остается привкус

не исчезающий часто два или три дня

в зависимости от

посетителя.

телефон – только для

экстренных случаев.

у меня заняло

десятки лет

но я наконец понял

как отвечать

«нет».

а вы

не беспокойтесь о них,

пожалуйста:

они просто наберут другой

номер.

может быть

ваш.

«алло», – скажете

вы.

и они ответят:

«это Дуайт».

и тогда

вы

окажетесь

доброй

чуткой

душой.

прогиб

как большинство из вас, я сменил столько работ что

меня как будто выпотрошили, а кишки

выбросили на ветер.

мне на пути попадались и неплохие люди,

но и другие

тоже попадались.

однако, стоит подумать обо всех

с кем работал —

пусть даже минуло много лет —

Карл

приходит на ум

первым.

я помню Карла: работенка наша требовала, чтоб мы

оба носили фартуки

завязанные сзади и вокруг

шеи тесемочкой.

я был у Карла на подхвате.

«у нас плевая работа», – сказал

он мне.

каждый день, когда один за другим прибывали наши

начальники

Карл слегка изгибался в талии,

улыбался и кивком

приветствовал каждого: «доброе утро, д-р Стайн»,

или «доброе утро, м-р Дей», или

миссис Найт или, если дама не замужем

«доброе утро, Лилли», или Бетти, или Фрэн.

я же всегда

помалкивал.

Карла, похоже, это тревожило, и

однажды он меня отвел в сторонку: «эй,

где еще к ебеней матери ты найдешь

двухчасовой обеденный перерыв, как у

нас?»

«нигде, наверное…»

«ну, ладно, слушай, для таких ребят, как мы с тобой,

лучше ничего не придумаешь, ничего другого

нету».

я помалкивал.

«поэтому слушай, сначала жопу им лизать трудно, мне

ж тоже пришлось нелегко,

но чуть погодя я понял что без

всякой разницы.

просто нарастил панцирь.

теперь у меня есть панцирь, ты

понял?»

я смотрел на него – и точно, он походил на человека в

панцире, лицо у него было как

маска, а глаза ничтожны, пусты и

безмятежны; я смотрел на истасканную погодой и

битую ракушку.

шли недели.

ничего не менялось: Карл кланялся, прогибался

и улыбался

бестрепетно, изумительный в своей

роли.

то, что мы скоропортимся, никогда небось не приходило

ему

в голову

или

что боги повыше может смотрят

за нами.

я работал

свое.

потом, как-то раз, Карл снова

отвел меня в сторонку.

«слушай, со мной о тебе говорил

д-р Морли».

«ну?»

«спрашивал, что с тобой

такое».

«что ты ему

ответил?»

«сказал, что ты еще

молодой».

«спасибо».

получив следующий чек, я

уволился

но

все-таки

мне пришлось

в итоге согласиться на другую похожую

работенку

и

наблюдая за

новыми Карлами

я наконец простил их всех

но не себя:

от бренности человек иногда

становится

странным

почти

нетрудоспособным

несносно

высокомерным —

никудышным слугой

свободного

предпринимательства.

такое чувство

О. Хаксли умер в 69,

слишком рано для такого

неистового таланта,

а я прочел все его

труды

но на самом деле

«Контрапункт»[1]

и впрямь немного помог

мне преодолеть

фабрики и

вытрезвители и

сомнительных

дам.

эта

книга

вместе с Гамсуновым

«Голодом»

они чуть-чуть

помогли.

великие книги —

те что нам

нужны.

я поразился самому

себе, что мне понравилась

книга Хаксли

но она и впрямь вышла

из этакого оголтелого

прекрасного

пессимистического

интеллектуализма,

и когда впервые

читал «К-П.»

я жил в

гостиничном номере

с дикой и

ненормальной

алкоголичкой

которая однажды швырнула

«Кантос»[2] Паунда

в меня

и промазала,

как и они сами

пролетели мимо меня.

я работал

упаковщиком

на заводе осветительных

приборов

и однажды

во время

запоя

сказал этой даме:

«вот, почитай-ка лучше!»

(имея в виду

«Контра-

Пункт».)

«а, засунь ее

себе в жопу!» – заорала

она

мне.

как бы то ни было, в 69 наверно

рано было Олдосу

Хаксли

помирать.

но видать это

так же честно

как смерть

уборщицы

в том же

возрасте.

просто с

теми, кто

помогает нам

преодолевать все это,

тогда

меркнет

весь свет, это как бы

выворачивает нутро —

а уборщиц, таксистов,

лягашей, медсестер, грабителей

банков, попов,

рыбаков, жарщиков,

жокеев и им

подобных —

к

черту.

величайший актер наших дней

он все жиреет и жиреет,

почти облысел

осталась только прядка волос

на затылке

которую он перекручивает

и стягивает

резинкой.

у него есть дом в горах

и дом на

островах

и очень немногие вообще его

видят.

некоторые считают его величайшим

актером наших

дней.

у него есть чуток друзей,

очень немного.

с ними его любимый

досуг —

наедаться.