Стихийный сон

– С Днем Рождения, Еська, – услышала я, глядя на красивый торт со свечками, которые Феникс поджигал зажигалкой.

– С Днем Рождения, –  тихо произнесла … моя мама, – Доченька, с Днем Рождения…

Я стояла, глядя, как мутнеют свечи, на которые я смотрю сквозь слезы. Не может быть!

– Мама! – зарыдала я, сползая на пол и  не веря своим глазам.  – Мамочка… Ты… Ты приехала… Мамочка…

– Еська, ты чего? – Феникс быстро поставил торт на стол и бросился меня поднимать, пока у меня отказывали ноги. По щекам градом катились слезы.  – Еська, маленькая, а свечки кто будет задувать?

Ребенок во мне хотел броситься на шею к маме и не отпускать ее никогда-никогда, но взрослая Еся была в растерянности.

– Есь, неси зайца, мама опознавать будет, – усмехнулся Феникс. – Давай, дубль два. Я как раз все свечки зажгу…

Я взяла ключи в коридоре, бережно сняла зайчика и понесла в ладошках, роняя слезы.

– Дубль два! С Днем Рождения, Еся! Давай, задувай! – мне под нос сунули торт со свечами. Я выдохнула, пытаясь задуть все сразу.

– Что? И все? Давай, дуй нормально! Набирай воздух в легкие и дуй! – мне подсунули оставшиеся свечи. – Если бы знал, то купил бы просто циферки.

Я поднатужилась и задула. Мама сидела и смотрела на меня,  неловко улыбаясь сквозь слезы.

– А вот заяц для опознания! – заметил Феникс, отбирая моего зайца и выкладывая его на стол. – Узнаешь?

Мама помялась, а потом покачала головой, извиняющимся взглядом заглядывая мне в глаза.

– Ты подарила его Еське, когда ей было лет шесть или семь… И с тех пор она хранит его. А недавно я его постирал на свою голову, – прохладно заметил Феникс, явно недовольный результатами опознания.

– Вот, Еська, – улыбнулась мама сквозь слезы, доставая красивую коробочку с ленточкой. – Это тебе, доченька…

Я дрожащими руками приняла коробку, не представляя, что внутри.

– Ну, разворачивай, Еська! – заволновалась мама, глядя, как я бережно глажу красивый бантик.

Мои пальцы меня не слушались, бантик не хотел бережно развязываться. А мне так не хотелось его повредить подсунутыми Фениксом ножницами.  Справившись с бантом, я бережно сложила ленточку в карман, думая о том, что потом, когда дома никого не будет, поглажу ее утюгом и спрячу. Ленточка от мамы…

В коробочке лежал очень красивый альбомчик с надписью «Еся и ее семья»… Я осторожно раскрыла его и увидела фотографии. Я и мама.  Кто-то поработал на славу, совмещая фотографии меня и мамы. Вот мама держит меня на руках. Вот я иду по улице в смешной шапочке, а рядом идет мама. Даже тени лежат правильно. У меня по щеке потекла слеза.  Я точно знаю, что на фотографиях была одна, а теперь я не одна. Мы с мамой вместе. А вот фотографии, где собралась вся семья. Мама, какой-то незнакомый мужчина  с усами, двое детей и я… Меня обнимает незнакомая девочка…

– Они приедут сюда на следующих выходных. Они все хотят с тобой познакомиться. Или вы приедете к нам! Тут недалеко, – всхлипнула мама, беря салфетку со стола. – Еся, у тебя есть семья… Есть папа, есть братик, есть сестричка… И все они очень хотят тебя видеть… Это твоя сестричка заказывала альбом, а твой братик выбирал фотографии.  Папа тоже недавно узнал …

– А что изменилось? – спросила я, листая альбом второй раз и вытирая слезы рукавом. – Раньше вам было на меня плевать!

– Не говори так! Я потом расскажу, – мама тоже плакала, глядя, как я прижимаю к груди альбом и смотрю на Феню. Ей было неловко, но уйти она не могла. – Давай, оставим это в прошлом! Все обиды… Все-все-все… Ты уже взрослая….

– Ладно, Рыжик, я поехал. В четыре буду. Свой подарок я подарю вечером, – коварно заметил он, а потом наклонился к моему уху. – Сходите с мамой куда-нибудь. Если хотите, можете посидеть здесь… Если что, деньги в столе…

Мою мокрую щеку поцеловали и убежали. На работу. Я молча взяла деньги, посмотрела на маму, оделась и предложила ей прогуляться. Мы шли по парку аттракционов, где вовсю шумели горки, качели, а из динамиков лилась веселая музыка.

– Сладкая вата, – вздохнула я, протягивая маме огромный ком сладкой ваты.  Отщипнув от своего кусочек, я почувствовала, как сладость тает во рту. Но никакая сладость не заменит странную горечь разбитых детских грез.

– Может, зайдем в кафе? – осторожно предложила мама.

– Позже, мам, – ответила я, кусая губы и снова отрывая кусок ваты. Неподалеку от мороженого продавали огромные красивые шары. Я всегда мечтала, чтобы мама купила мне шарик. Большой, красивый… Я бы несла его, намотав на палец и переживала, что веревочка выскользнет из рук.

– Постой немного, я сейчас, – задумчиво заметила я, бросаясь к шарам и выбирая самый красивый.  Огромный блестящий шар со сказочной принцессой, улыбавшейся глупой улыбкой, свойственной всем сказочным принцессам. Если бы мама в моем детстве купила мне такой шар, то я была бы на седьмом небе  от счастья!

– Держи,  мамочка, – улыбнулась я, протягивая ей шарик. – Держи его крепко, а то улетит…

 Мы гуляли с ней, ели мороженое, смотрели на карусели. А потом я увидела качели.