Стихотворения

С миром державным я был лишь ребячески
                              связан,
Устриц боялся и на гвардейцев смотрел
                         исподлобья —
И ни крупицей души я ему не обязан,
Как я ни мучил себя по чужому подобью.

С важностью глупой, насупившись, в митре

                         бобровой
Я не стоял под египетским портиком банка,
И над лимонной Невою под хруст сторублевый
Мне никогда, никогда не плясала цыганка.

Чуя грядущие казни, от рева событий мятежных

Я убежал к нереидам на Черное море,
И от красавиц тогдашних – от тех европеянок
                              нежных —
Сколько я принял смущенья, надсады и горя!

Так отчего ж до сих пор этот город довлеет

Мыслям и чувствам моим по старинному праву?
Он от пожаров еще и морозов наглее —
Самолюбивый, проклятый, пустой, моложавый!

Не потому ль, что я видел на детской картинке

Лэди Годиву с распущенной рыжею гривой,
Я повторяю еще про себя под сурдинку:
– Лэди Годива, прощай… Я не помню, Годива…

Январь 1931

* * *

Мы с тобой на кухне посидим,
Сладко пахнет белый керосин;

Острый нож да хлеба каравай…

Хочешь, примус туго накачай,

А не то веревок собери

Завязать корзину до зари,

Чтобы нам уехать на вокзал,

Где бы нас никто не отыскал.

Январь 1931

* * *

Ma voia aigre et fausse…

P. Verlain[4]

Я скажу тебе с последней
     Прямотой:
Все лишь бредни – шерри-бренди, —
     Ангел мой.

Там, где эллину сияла

     Красота,
Мне из черных дыр зияла
     Срамота.

Греки сбондили Елену

     По волнам,
Ну, а мне – соленой пеной
     По губам.

По губам меня помажет

     Пустота,
Строгий кукиш мне покажет
     Нищета.

Ой ли, так ли, дуй ли, вей ли —

     Все равно;
Ангел Мэри, пей коктейли,
     Дуй вино.

Я скажу тебе с последней

     Прямотой:
Все лишь бредни – шерри-бренди, —
     Ангел мой.

2 марта 1931

* * *

Колют ресницы. В груди прикипела слеза.
Чую без страху, что будет и будет гроза.
Кто-то чудной меня что-то торопит забыть.
Душно – и все-таки до смерти хочется жить.

С нар приподнявшись на первый раздавшийся

                              звук,
Дико и сонно еще озираясь вокруг,
Так вот бушлатник шершавую песню поет
В час, как полоской заря над острогом встает.

2 марта 1931

* * *

За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей, —
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.

Мне на плечи кидается век-волкодав,

Но не волк я по крови своей:
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей…

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,

Ни кровавых костей в колесе;
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе.

Уведи меня в ночь, где течет Енисей

И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.

17-18 марта 1931, конец 1935

* * *