Я молю, как жалости и милости,Франция, твоей земли и жимолости,Правды горлинок твоих и кривды карликовыхВиноградарей в их разгородках марлевых.В легком декабре твой воздух стриженыйИндевеет – денежный, обиженный…Но фиалка и в тюрьме: с ума сойти в безбрежности!Свищет песенка – насмешница, небрежница, —Где бурлила, королей смывая,Улица июльская кривая…А теперь в Париже, в Шартре, в АрлеГосударит добрый Чаплин Чарли —В океанском котелке с растерянною точностьюНа шарнирах он куражится с цветочницей…Там, где с розой на груди в двухбашенной испаринеПаутины каменеет шаль,Жаль, что карусель воздушно-благодарнаяОборачивается, городом дыша, —Наклони свою шею, безбожницаС золотыми глазами козы,И кривыми картавыми ножницамиКупы скаредных роз раздразни.3 марта 1937
Реймс – Лаон
Я видел озеро, стоявшее отвесно, —С разрезанною розой в колесеИграли рыбы, дом построив пресный.Лиса и лев боролись в челноке.Глазели внутрь трех лающих порталовНедуги – недруги других невскрытых дуг.Фиалковый пролет газель перебежала,И башнями скала вздохнула вдруг, —И, влагой напоен, восстал песчаник честный,И средь ремесленного города-сверчкаМальчишка-океан встает из речки преснойИ чашками воды швыряет в облака.4 марта 1937
* * *
На доске малиновой, червонной,На кону горы крутопоклонной, —Втридорога снегом напоенный,Высоко занесся санный, сонныйПолу-город, полу-берег конный,В сбрую красных углей запряженный,Желтою мастикой утепленныйИ перегоревший в сахар жженый.Не ищи в нем зимних масел рая,Конькобежного голландского уклона,Не раскаркается здесь веселая, кривая,Карличья, в ушастых шапках стая, —И, меня сравненьем не смущая,Срежь рисунок мой, в дорогу крепкую влюбленный.Как сухую, но живую лапу кленаДым уносит, на ходулях убегая…6 марта 1937
* * *
Я скажу это начерно, шёпотом,Потому что еще не пора:Достигается потом и опытомБезотчетного неба игра.И под временным небом чистилищаЗабываем мы часто о том,Что счастливое небохранилище —Раздвижной и прижизненный дом.9 марта 1937
* * *
Заблудился я в небе – что делать?Тот, кому оно близко, – ответь!Легче было вам, Дантовых девятьАтлетических дисков, звенеть.Не разнять меня с жизнью: ей снитсяУбивать и сейчас же ласкать,Чтобы в уши, в глаза и в глазницыФлорентийская била тоска.Не кладите же мне, не кладитеОстроласковый лавр на виски,Лучше сердце мое разорвитеВы на синего звона куски…И когда я усну, отслуживши,Всех живущих прижизненный друг,Он раздастся и глубже и выше —Отклик неба – в остывшую грудь.9–19 марта 1937