Стихотворения

Был царь на Руси,
головастый, как перстень.
Был трон у царя,
повседневный, как дыба,
из бивней полсотни слонов Хиндустана.
Царь правил без взлетов,
но также без рытвин,
у трона держал ополчение рынд.
Взбунтуется челядь —
и рынды секиры
снимают с плечей
и на челядь шагают.
Поведал царю оборванец-калика,
что есть на планете
три царства великих:
одно — золотое,
другое — из меди,
а третье —
совсем из серебряных слитков.
Как царь облачился в парчовое платно,
вещал сыновьям
в Грановитой палате:
        — Добудьте царевен,
        попользуйте девок,
        и, значит, казну
        по заслугам поделим.

3

Степенная степь развалилась за Доном.
Там шлялось премного народов бездомных.
Ту степь бороздили
на хриплых кобылах
носатые,
         жилистые берендеи.
Там сабли-травины колени кололи.
И был посреди травостоя колодец:
аукнешь в колодец,
«ау!» из колодца
вздымается долгим,
бездонным ауком.
Сидит на колодце, конечно, Горыныч.
Вокруг
хорошо окровавлена глина.
Змей выкрал царевен,
упрятал в колодец
и ночью никчемной рукой обнимает.
Цареныш
с лицом колдуна и калики
принес, гениальный, Горынычу книги,
большие,
с тисненьем и с текстом:
— Отдай, Змей-Горыныч, красивых царевен! —
Цареныш
с лицом без кровинки и смеха
принес музыкальные инструменты,
большой барабан,
многострунные гусли
и что-то без струн — «у бабуси два гуся»:
— Отдай, Змей-Горыныч, красивых царевен!
О мо́лодцы!
Маленькие чародеи!
Горынычу — тьфу! — на дары человечьи.
Вы даром пошли,
черепа поломали
да крови прибавили
в глупую глину.

4

Холоден колодец.
Ни маков, ни солнца.
Колотится зуб у царевен в колодце.
Прекрасная ревом
ревет неусыпно,
вторая
от всхлипов бессильных осипла.
И только дурнушка
рукой конопатой
всё крутит и крутит
умелую прялку.
Покрутит полночи —
глядишь, спозаранку
готова холщовая самобранка.
Царевны прожорливы,
злы
и зобаты,
они отбирают у девушки скатерть:
грибы и сметану, вино и утяту
так лопают,
так,
что вздуваются щеки.
Насытившись, молвят:
        — У, рыжая рожа!
        Стряхни,
        дурошлёпка, со скатерти крошки. —
И Змея зовут,
и лобзают любезно
урода в гнилые щербатые зубы.
И молвят дурнушке:
        — Эх ты, дурачина!
        Чего сторонишься?
        Хоть Змей, да мужчина. —
Согнулась дурнушка
и брякает прялкой,
бормочет о боре,
о солнышке ярком,
о клевере мягком, —
придет несмышленыш,
и жизнь заблестит
родниками и маком.
Размлелся Горыныч,
ворочает шеей,
в истоме
шестнадцать голов наклоняя.
Что ни голова,
то страшней и страшнее,
что пасть — то клыкастей,
что губы — слюнявей.

5