Стихотворения

Я живу на тех островах, что текут в речку «чур!»,
они болотны, а значит в них нет винограда,
и многомиганье птиц, и аэродром,
откуда никто не взлетает, п. ч. он трясина.
На жидких дорожках тонут самолеты и столбы
высоковольтные, и цветут трости,
а дом оседает в эту могучую муть,
и скоро мы по макушку погрузимся.
Я живу как чиж со взмахами крыл,
они как два топора за плечами,
и я лечу туда, не знаю куда,
разрезая воздух и рубя бездны.
Я лечу, как овчина, снятая с крючков,
планер, радиозвук, неслышим,
серобородонебрит, «свободолюбив»,
и возвращаюсь, и на крючки вновь себя надеваю.
Риторика. В ней я не достиг даже начал,
а хорошо б, как у других, одаренных,
но много в доме и вокруг имажо́,
призраков, насекомых, видений, клинописи и чисел.

6 «Много ль требуется? Дом, даже такой, как мой…»

Много ль требуется? Дом, даже такой, как мой,
возведенный из досок и обложенный кирпичом от ветра,
в бойницах средних веков для стрельбы (репер!),
гений-баллист (а кто атакует?) чищу оружье.
Не понимаю, не помню, вечный Дискобол,
сценопоющий, саблеблещущий, Летучий Голландец,
увешанный дездемонами, как брелок,
как превратился в даоса, — вот загадка.
Не нравится. И не помни. Сухую рыбу жуй,
пили тела деревьев, чтоб, как в Освенциме, сжечь их,
дятел долбит, кукушка кричит, часы стучат,
я говорю, — не нравится мне эта трупарня.
Этот морг, где возят себя на колесиках по шоссе млн. мертвецов,
пальчиком прибавляя и убавляя скорость,
где никто не бежит ногами, а весь мир сидит,
мне унизительна радость народов, вскрывающих консервные банки.
Руки кружа́т с воображаемой быстротой,
не нравлюсь я себе в ситуации анти,
ноги бегут по тропинкам, а голова
бьется как щука подо льдом и нерестится в бочки.

7 «Не бойся. Когда будет спад у тоски…»