Стихотворения

Что ж, зайду - не узнает, пожалуй.

Может быть, не живет уже здесь.

Может быть, незнакомою стала

И не любит соленый норд-вест.

Разве вспыхнут кронштадтские дымы

Золотыми кострами весны.

Сохраню - вензелями литыми

На руке пролетевшие сны.

И не надо ни взоров, ни встречи.

Путь к отцовским стенáм недалек.

Солнце греет широкие плечи

Моряка, отслужившего срок.

1939

ТРУБКА

Бывает так, что жизнь накренит

И волны хлынут через борт,

И женщина, и друг изменят,

И в бурю не увидишь порт.

Но будет ветер или вьюга, -

Не отойдет, предав меня,

Лишь трубка - верная подруга,

Со мной плывущая по дням.

Она дает тепло и радость.

И согревает моряка

Под ветром влажною прохладой

Крутая горечь табака.

И синие узоры дыма,

Переливаясь голубым,

Напоминают о любимых,

Таких же ветреных, как дым.

Их были нежны поцелуи,

Их память светла и легка.

Ценю - как лучшее - крутую,

Крутую горечь табака.

1937

ПИСЬМО

Нас всю ночь трепал циклон жестокий,

Воздух горек был и жгуч, как дым.

Били в борт тяжелые потоки

Океанской яростной воды,

Листьями узорчатыми веют,

Колыхают пальмы за плечом,

Над заливом вычерчены реи,

Море от заката горячо.

Я пишу домой, в матросском баре

Синий дым от кепстена повис,

Моряки в коричневом загаре

С гавани приносят свежий бриз.

И, улыбку отдавая в дар мне,

Но в глазах жестокость затая,

Правит здесь величественный бармен

Именем Георга-короля.

Здесь не слышен смех и говор женский,

Только льются флейты серебром,

Брякают истертые сикспенсы,

Льется в кружки низкопробный ром.

Ненавистью сердце громыхает,

Ярость бьет в артерии висков,

Вот за столиком сидит шанхаец,

Отдающий в рабство моряков.

Не ударить в выбритую морду,

Мистеру... чтобы свалился в крен,

Но хранит веселый «люстиг бординг»

Каменный английский полисмен.

И за позолотою экзотик

Вижу я, как в солнечных краях

Люди голодают без работы

И без грузов корабли стоят.

Близкий шторм и здесь уже заметен,

Взгляды стали сумрачней и злей,

Скоро в мир ударит свежий ветер,

Уносящий троны королей.

От Одессы до далекой Кубы

Исходил я бурные моря.

Перетрескались от ветра губы,

Загрубела и душа моя.

Мы придем, туманы переспоря,

Сквозь засады мелей и валов,

Чтоб увидеть маяки на створах

Радостных советских берегов.

1940

НЕ ПЛАЧЬ, МОЯ МИЛАЯ МАМА!

Мой отпуск кончается скоро,

Кончается счастье и сон.

И вновь вспыхнет свет семафора,

Умчит меня тряский вагон.

И вновь будут мачты и флаги,

Походы, маневры, бои.

Соленая, звонкая влага

Омоет ресницы мои.

Ну, что ж, моя милая мама!

Моя дорогая, не плачь!

Сберег я, тебя вспоминая,

Всю нежность любви и тепла.

Со мной ничего не случится,

Глубины отпустят меня.

Для жизни, достойной балтийца,

Для блеска и радости дня.

Вернусь я, пропахший ветрами,

Из мира бурунов и вьюг,

Чтоб снова увидеться с мамой

И чувствовать радость свою.

1939

ПО КОМСОМОЛЬСКОЙ ПУТЕВКЕ

Морские года надо мной отшумят,

Поеду на родину в отпуск.

И к поезду встретить придет меня брат,

Не видевший брата матросом.

Теперь он на голову выше меня,

Гудит здоровенною глоткой.

И, вещи на плечи тугие подняв,

Идет возмужавшей походкой.

И вместе бок о бок мы к дому идем,

Заняв ширину тротуара,

И падает снег голубым серебром

На лед небольшого бульвара.

О доме рассказывает не спеша

Шагающий крупно братишка...

«И мать, и отец не поверят ушам,

Твой голос за дверью услышав.

По-прежнему робит отец у станка,

Командуя лучшей бригадой,

Увидеть сегодня тебя, моряка,

Ему несказанная радость.

Я кончил недавно вечерний рабфак...»

И выданную комсомолом

Брат бережно держит в тяжелых руках

Путевку в военную школу...

И в радости вспыхнувшего лица,

И в голосе этом бодром

Я вижу товарища и бойца,

С которым уходишь в походы.

И долгие вахты стоишь по ночам,

А шторм налетает косматый,

И ночь оседает свинцом на плечах -

На взмокшем балтийском бушлате.

Товарища, с кем я пошел бы на флот,

Который в бою не изменит,

И вместе с тобой к аппарату встает,

А если убьют - он заменит.

1938

ВСТРЕЧА

Под ногами псковская земля,

Город тих, в кольцо столетий сжатый.

Ленточка с тисненьем корабля

Чрезвычайно нравится девчатам.

И идет моряк через вокзал,

Славою балтийскою отмечен, -

Голубые чистые глаза,

Молодой, большой, широкоплечий.

Вечереет. Голубее тишь.

Парень обращается к старушке:

«Как бы мне в Тригорское пройти,

В те места, где жил и думал Пушкин?» -

«Да откуда ты, хороший мой?» -

«Далеко, мамаша, с синя моря». -

«Ты иди, сынок, тропой прямой

Вверх на холм, а там направо вскоре».

Ускоряет легкие шаги.

Так идут, товарища встречая,

До того, чьи песни дороги

И летят над волнами, как чайки.

Лодка шла под свод глубин глухих,

Отдых был от гнева урагана.

Вся команда слушала стихи

О весне, о Ленском, о Татьяне.

Времена остановили бег -

И сквозь шум и пену бури рвущей,

Как товарищ, приходил в отсек

Смуглокожий и курчавый Пушкин.

А потом в морскую голубень

Снова шли беречь поля и воды

Той страны, что грезилась тебе

Матерью сияющей свободы.

Старый парк, дерновая скамья...

Глянул вниз, где «Сороти извивы»,

Ленточки взвиваются стремглав.

Вечер нависает над обрывом.

Может, сохранила тишина

Дрожь созвучий голоса поэта,

Может, эта старая сосна

Пушкина ладонями согрета?

Так идут минуты не спеша,

Как разливы песни непропетой,