Стихотворения

И буквы на меди: «Такого числа...

Погибли в далеких бурунах...»

И крупная вязь родовитых имен,

Отмеченных рангом, чеканна:

«Мусатов, Черкасский, барон Деливрон,

Отец-командир Селиванов».

А дальше... товарищ, яснее смотри,

Как смотрим мы в моря пучины,

На цифру чуть стертую: «...семьдесят три

Служителя нижнего чина».

О них не написано больше нигде,

Их имя «ты, господи, веси».

Они погибали в огне и воде

За благо владельцев поместий.

Пусть примут баронов к себе небеса,

Туда им дорога прямая,

Но память о тех, кто крепил паруса,

Доныне горит, не сгорая.

За тех, кто тогда бунтовал на судах,

Кого волочили под килем,

За тех, что срывали андреевский флаг

И в море драконов топили,

Мы мичманки сняли. Балтийской зари

Бледнеет румянец кирпичный,

И цифры неясные «семьдесят три»

На клиппере русском «Опричник».

НА РЕЙДЕ МУЗЕЯ

Музей - как порт, где вымпел алый

На мачтах старых кораблей.

Летят «Потемкина» причалы

На берег памяти моей.

В витрину вкованный глазами,

Шагаю сердцем в Пятый год.

Кильватером выходит в память

Восставший Черноморский флот.

Всплывают солнечные косы

Одесских близких берегов,

Уже сплеча за борт матросы

Отправили офицерóв.

Бьет море в каменные молы,

Тяжел орудий медный гром,

И занесен удар тяжелый

Над восстающим кораблем.

Над морем стынущим бледнеет

Скупая мартовская рань.

Я вижу вымпелы, и реи,

И плоский остров Березань.

Рассвет струится кровью в воду,

Столбы на уровне плечей;

Матросы гибнут за свободу

От злобной пули палачей.

Бойцы замучены в застенках,

Но память славная велит

Бороться так, как Матюшенко,

И умирать, как умер Шмидт.

АРХАИКА

(Путешествие в Киммерию)

К туманным полям Киммерии далекой,

Где царство Эреба и мрак ледяной,

Направил корабль Одиссей светлоокий,

Покинув пределы Итаки родной.

С утра набегают и катятся волны

На низкий песчаный, неведомый брег,

Но вдаль Одиссей, ожидания полный,

Стремит свой корабль через бури и снег.

И древнее море стонало под килем,

На скалах играли и пели сирены,

И черные волны бросались и били

В борта корабля ослепительной пеной.

И солнце спускалось в багровом закате.

Вечерние тени в заливы легли.

И бросили камень на крепком канате

У плоского брега унылой земли.

Разложен костер, и горит, и дымится,

И тени толпятся убийства и зла,

И Улисс в туманной стране киммерийцев

Косматого черного режет козла.

НА МОЛАХ

"Балтийский март идет на убыль..."

Балтийский март идет на убыль,

Высок у гавани прибой,

Трепещут вымпелы яхт-клуба

Расцветки сине-золотой.

И вот весна, и над заливом,

Широким, чистым, как стекло,

Метнулось ввысь нетерпеливо

Тугое паруса крыло.

И зыбкий мир просторов синих

И дней, наполненных борьбой,

Вот в этой крепкой парусине,

Омытой солнцем и водой.

"Волна взлетит от камня пылью..."

Волна взлетит от камня пылью,

На молах высохнет роса,

И вновь широкие, как крылья,

Взмахнут над морем паруса.

Взмахнут в полете ястребином

И унесут меня с собой, -

За кливера упругим клином

Уже вздымается прибой.

Еще плывут в заливе льдины,

Но шлюпку мчит через прибой

В зелено-синие равнины

Норд-ост порывистый и злой.

"Возник он в дымчатом просторе..."

Возник он в дымчатом просторе

За стеклами вагонных рам,

Тот город, вставший возле моря,

Открытый солнцу и ветрам.

За камнем близких плоскогорий

Уже волны услышан звон,

Вдали корабль в вечернем море

Форштевнем рубит горизонт.

СЕВАСТОПОЛЬ

Солнцем выжженные горы,

Устремленный в небо тополь...

Покидаю светлый город,

Флотский город - Севастополь.

Цепь уже гремит по клюзу,

За кормой вскипает пена.

Побережия Союза

Отступают постепенно.

Всем клянусь: морской отвагой,

Славным именем курсанта -

Корабли чужого флага

Здесь не высадят десанта!

Ударяет в снасти ветер,

За морем - чужие страны.

Маяки родные светят

Нам с утесов Инкермана.

НОВОРОССИЙСК

Сквозь прибоев южных ленты

Достигает вод балтийских

Тень большого монумента

Кораблям в Новороссийске.

Виден памятник за мили

Моряков большому роду,

Здесь команды флот топили,

Чтоб спасти стране свободу.

Здесь вода врывалась с гулом

В трижды прорванные трюмы;

Горе сковывало скулы,

Ярость накаляла думы.

Дул суровый ветер с норда,

Но, не зря открыв кингстоны,

Корабли тонули гордо

В толще этих вод зеленых.

Мачты сумрачною тенью

Падали в седую пену,

Трепетал сигнал на стеньге:

«Смерть предпочитаю плену».

И над славною могилой,

Над волной большой и грузной,

Восстает морская сила,

Возрожденная Союзом.

Вечерами краснофлотцы

Отдыхать идут к прибою

И глядят, как влага рвется

В небо темно-голубое.

Паруса вдали и яхты,

И безмерна ширь просторов,

Охраняемая вахтой

Новых лодок и линкоров.

ФЕОДОСИЯ

Ты мне предстала изумрудом

В коричневой оправе гор,

Развалин генуэзских грудой,

Зарей наполнившею порт.

Табачным дымом кафетерий,

Холстом рыбачьих парусов

И увольнением на берег

С нуля и до восьми часов.

А утром в путь! Как сталь сверкая,

Не позволяя пеленг взять,

Прибой на рифах Эльчан-Кая,

Вздымаясь, рушится опять.

БЕРДЯНСК

Прошедший дождь унес избыток жара,

Стих капель стук, и снова тишина,

И в глянцевых квадратах тротуара

Крутая синева отражена.

Шагаю в порт, курю табак примятый,

Внизу волны и камня разговор,