Читаем Стихотворения полностью

Любовь и черствый хлеб средь нищих стен —Прости, Амур! — есть пепел, прах и тлен.Подчас любовь — и в золото одета —Мучительней поста анахорета.5 Сказания из призрачной страныНепосвященным чужды и темны.Поведай Ликий о себе хоть слово —Нахмурилась бы нравственность сурово,Но столь недолгим был восторга час,10 Что не послышался шипящей злобы глас.Сам Купидон от ревности мгновеннойК блаженству пары этой совершеннойНад створом двери, что в покой вела,Парил, раскрыв шумящие крыла,15 И полночи вокруг рассеивалась мгла.Но вот пришла беда: перед закатом —За пологом, прозрачно розоватым, —(Подвешенный на нити золотой,Колеблем ветром, он вплывал в покой20 Меж мраморных колоннок, открываяГолубизну эфира), созерцаяДруг друга сквозь ресницы в полусне,На ложе, как на троне, в тишинеЛюбовники покоились счастливо.25 Но тут донесся вдруг нетерпеливо,Веселый щебет ласточек смутив,Сторожевой трубы пронзительный призыв.Очнулся Ликий: звук не повторился,Но мыслей рой тревожный оживился.30 Впервые он пурпуровый чертог,Где обитал пленительный порок,Душой обеспокоенной покинул,Стремясь в тот шумный мир, что сам отринул.У Ламии приметливой тотчас35 Невольно слезы полились из глаз.Она державой радостей владела,Но Ликия блаженство оскудело:Уйдя в раздумье, отдалился он...Над страстью чудился ей погребальный звон.40 «О чем ты плачешь, дивное творенье?»«О чем твое, скажи мне, размышленье?Оставил ты меня — и тяжелоЛегла забота на твое чело.В твоей груди мне места нет отныне».45 Воскликнул он: «В твоих зрачках, богиня,Себя я созерцаю как в раю;Мечтаю страстно, чтоб любовь своюВоспламенить рубиновым гореньем.Каким твое мне сердце ухищреньем50 В ловушку заманить и взять в полон —Таить, как аромат таит бутон?До дна испить блаженство поцелуя?Узнать ты хочешь, что в душе храню я?От любопытных восхищенных глаз55 Никто не в силах редкий скрыть алмаз,Пред замершей толпой не возгордиться!Хочу я изумленьем насладитьсяВзволнованных коринфян. Пусть скорей,Встречаемы приветствием друзей60 И недругов досадою открытой,На улице, гирляндами увитой,Мы в колесницу брачную взойдемПеред Гимена шумным торжеством».Но Ламия упала на колени:65 Не сдерживая жалобных молений,Ломала руки, горем сражена.Переменить намеренье онаВозлюбленного пылко заклинала.Задет он был и удивлен немало,70 Но кроткую строптивицу склонитьК согласию желал — и, может быть,Невольно властью упивался новойТерзать и речью бичевать суровой.Разгневанный ее упорством, он75 Стал так прекрасен, точно АполлонВ тот миг, когда, Пифона поражая,Вонзилась в пасть змеи стрела златая.Змеи? О нет! Змея ли перед ним?Безропотно со жребием своим80 Она смирилась, юноше покорна,Во власть любви отдавшись непритворно.Он прошептал в полночной тишине:«Открой же имя сладостное мне!Не спрашивал о нем я, почитая85 Тебя богиней. Гостья неземная,Как среди смертных ты наречена?Заздравный кубок алого винаПоднимут ли друзья твои высоко,Родные соберутся ль издалека?»90 «Нет у меня на свете никого,Кто б мог придти на это торжество.Безвестна я в Коринфе многолюдном.Отец и мать навеки беспробуднымПочили сном. Их пыльный склеп забыт,95 Над урнами лампада не горит:Одна осталась я в роду злосчастном.Из-за тебя в порыве сладострастномПрезрела я завещанный обряд.Зови гостей, но если нежный взгляд100 Имеет власть, как прежде, над тобою —Пусть Аполлоний с праздничной толпоюНе переступит свадебный порог».Смутился Ликий, но никак не могДобиться объясненья слов столь странных, —105 И вдруг умолк в объятьях сна нежданных.Обычай был: пред брачным торжествомНевеста покидала отчий домВ час предзакатный, под фатою скрыта.Вслед колеснице радостная свита110 Бросала с песнопеньями цветы...Но, Ламия, как одинока ты!Без Ликия (отправился он вскореНа пир сзывать родню), в безмерном горе,Отчаявшись безумца убедить115 Любовь от глаз завистливых таить,Она решилась с ревностною страстьюПридать великолепие несчастью.Откуда к ней явилось столько слугИ кто они — не знал никто вокруг.120 Под шум незримых крыл зажегся яркимСияньем зал. Неслась к высоким аркамТомительная музыка — она,Казалось, держит в воздухе одна,Стеная от мучительной тревоги,125 Воздвигнутые волшебством чертоги.Панель из кедра отражала стройВысоких пальм: они над головойВершинами сплелись, и в пышных кронахЗажглись светильники среди ветвей зеленых.130 Роскошный пир под лиственным шатромБлагоуханья источал. Весь домОна прошла — тиха, бледна, бесстрастна,В наряде дивном царственно-прекрасна.Невидимым прислужникам своим135 Велит изображением резнымВетвей из мрамора и яшмы темнойУкрасить каждый уголок укромный.Довольная убранством, в свой покойОна взошла, наедине с тоской140 Укрылась в тишине уединенья —И там со страхом стала ждать вторженьяГостей зловещих, буйным кутежомГотовых возмутить затворнический дом.Вот час настал для толков суесловных.145 Злосчастный Ликий! Тайну нег любовных,Счастливого безмолвия удел —Зачем, глупец тщеславный, ты презрел?Явилось стадо: шумною гурьбоюТеснясь у входа, с завистью тупою150 Глазели гости на роскошный дом,Вознесшийся мгновенным волшебством.На улице, с младенчества известнойВсем обитателям застройкой тесной,Возник дворец диковинно-чудесный.155 Недоуменно внутрь они спешат;Но средь вошедших некто острый взглядВ убранство дивное вперил сурово,Ступил на мрамор, не сказав ни слова,Угрюм и строг — то Аполлоний был.160 Холодную усмешку он таил,Как будто мгла запутанного делаПред мыслью зоркой таяла, яснела.У входа Ликий встретился ему...«Являться не пристало никому165 На пир счастливый гостем нежеланным,И все-таки присутствием незванымСмущу веселье юношей и дев —И ты простишь мне!» Ликий, покраснев,Склонил чело: философа брюзгливость170 Рассеяла горячая учтивость.Вступают вместе в пиршественный зал.Благоуханий полон, он сиялТоржественно зажженными огнями.В панелях ярко отражалось пламя175 Светильников; затейливо вилисьКурений струйки, устремляясь ввысьС треножников священных, что, подъятыНад мягкими коврами, ароматыРаспространяли: ровно пятьдесят180 Курильниц с миррой выстроилось в ряд.Вдоль стен зеркальных к потолку взлетая,Дымки сплетались и двоились, тая.Овальные столы вознесеныНа львиных лапах и окружены185 Удобным ложем; радостно мерцалоВино, внесенное из тьмы подвала;Блестели чаши, грузно-тяжелы.От яств ломились пышные столы,Щедрей даров Церериного рога —190 И каждый освящен изображеньем бога.Рабы, гостей в прихожей обступив,Им волосы маслами умастив,Отерли члены губкой благовонной —И, облачившись в белые хитоны,195 Все двинулись для пиршества возлечьНа шелк, ведя придирчивую речьВполголоса, никак не понимая,Откуда вдруг взялась обитель неземная.200 Чуть слышно музыка плыла вокруг,И разносился мелодичный звукНапевной речи эллинской, сначалаНегромкой, но как только развязалаЯзык струя блаженная, гостямУдарив в голову, поднялся гам;205 Сильнее загремели инструменты —И вот диковинные позументыЗавес тяжелых, весь просторный зал,Что роскошью невиданной сиял,И Ламия в прекрасном облаченье210 Уже не повергают в изумленье.Спасительное, райское вино!Блаженством оделяешь ты одно.В зенит вознесся Вакх, воспламеняяОгнем глаза и щеки. Дверь резная215 Раскрылась — и невольники внеслиОт Флоры пышный дар — наряд земли:Цветов охапки из лесной долиныПереполняли яркие корзины,Сплетенные из прутьев золотых —220 Пирующим венки для прихотей любых.Какой венок для Ламии? Какой —Для Ликия? Каким мудрец седойУвенчан будет? Папоротник с ивойПусть отеняют взор ее тоскливый;225 Пусть лозы Вакха юноша возьмет —Он в них забвенье страхов обретет;Над лысым лбом философа колючийЧертополох пускай с крапивой жгучейЧинят раздоры. От прикосновенья230 Холодной философии — виденьяВолшебные не распадутся ль в прах?Дивились радуге на небесахКогда-то все, а ныне — что нам в ней,Разложенной на тысячу частей?235 Подрезал разум ангела крыла,Над тайнами линейка верх взяла,Не стало гномов в копи заповедной —И тенью Ламия растаяла бесследной.[77]Вот, сидя с ней в возглавии стола,240 Счастливый Ликий от ее челаГлаз не отводит, но, оцепененьеЛюбви стряхнув, он через стол в смущеньиУкрадкой посмотрел: там хмурый ликК ним обратил морщинистый старик.245 Хотел он кубок, полный до краев,Поднять за мудреца, но столь суровБыл взгляд учителя неблагосклонный,На юную невесту устремленный,Что, трепеща, поникла та без сил.250 В тревоге Ликий за руку схватилСвою невесту. Холодом могилыЕму на миг оледенило жилы,Потом жестокий жар вонзился в грудь...«О Ламия, ответь же что-нибудь!255 Испугана ты — чем? Тебе знаком он?»Забыв про все, не слыша гвалт и гомон,В глаза он впился, смотрит: как чужая,Глядит она, глядит не узнавая,По-прежнему недвижна и бледна —260 Как будто колдовством поражена.Вскричал он: «Ламия!» В ответ — молчанье.Заслышав крик неистовый, собраньеПритихло; смолк величественный лад.Еще звучала лютня невпопад,265 Но мирт в венках увял — и постепенноБезмолвье воцарилось. Запах тленаПо зале пробежал — и все вокругСмертельную тоску почувствовали вдруг.Он снова: «Ламия!» в порыве диком —270 Отозвалось лишь эхо слабым вскриком.«Сгинь, мерзкий сон!» — он возопил в слезах.Вгляделся вновь: не бьется на вискахЛазурной нитью жилка; краски нежнойНа коже щек не видно белоснежной;275 Запали глубоко глаза в глазницы;Застыли, как у мертвой, острые ресницы.«Прочь, ты — жестокосердый! Прочь, палач!Скрой лживые глаза, скорее спрячь!Иль кара справедливая богов,280 Невидимо вступающих под кров,Пронзит тебя внезапной слепотой,Оставит в корчах совести больной, —За то, что ты, бесчестный и презренный,Гордыней нечестивой, дерзновенной285 Могущество благое попирал,Обманом изощренным оскорблял.Коринфяне! Взгляните на злодея:Под веками, безумьем адским рдея,Взор демона горит... И нет укрытья290 Любви моей... Коринфяне, взгляните!»«Глупец!» — с презрением софист изрекОхрипшим голосом — и, словно рокСвершился неизбежный, с жалким стономПал Ликий перед призраком склоненным.295 «Глупец! — вновь Аполлоний произнес,Глаз не спуская с Ламии. — От грозИ бедствий жизни я тебя спасалЗатем ли, чтоб змеи ты жертвой стал?»При слове том у Ламии несчастной300 Дух захватило: беспощадно-властныйРазил ее, как пикой, острый взор.Рукою слабой смертный приговорМолила не произносить — напрасно!Софист суровый с ясностью ужасной305 «Змея!» воскликнул громко... В этот мигПослышался сердца пронзивший крик —И Ламия исчезла... УпоеньеУшло от Ликия, и в то ж мгновеньеУгасла жизнь... Друзьями окружен,310 Простерт на ложе без движенья он:И обернули тело в свадебный хитон.(Сергей Сухарев)
Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

The Voice Over
The Voice Over

Maria Stepanova is one of the most powerful and distinctive voices of Russia's first post-Soviet literary generation. An award-winning poet and prose writer, she has also founded a major platform for independent journalism. Her verse blends formal mastery with a keen ear for the evolution of spoken language. As Russia's political climate has turned increasingly repressive, Stepanova has responded with engaged writing that grapples with the persistence of violence in her country's past and present. Some of her most remarkable recent work as a poet and essayist considers the conflict in Ukraine and the debasement of language that has always accompanied war. *The Voice Over* brings together two decades of Stepanova's work, showcasing her range, virtuosity, and creative evolution. Stepanova's poetic voice constantly sets out in search of new bodies to inhabit, taking established forms and styles and rendering them into something unexpected and strange. Recognizable patterns... Maria Stepanova is one of the most powerful and distinctive voices of Russia's first post-Soviet literary generation. An award-winning poet and prose writer, she has also founded a major platform for independent journalism. Her verse blends formal mastery with a keen ear for the evolution of spoken language. As Russia's political climate has turned increasingly repressive, Stepanova has responded with engaged writing that grapples with the persistence of violence in her country's past and present. Some of her most remarkable recent work as a poet and essayist considers the conflict in Ukraine and the debasement of language that has always accompanied war. The Voice Over brings together two decades of Stepanova's work, showcasing her range, virtuosity, and creative evolution. Stepanova's poetic voice constantly sets out in search of new bodies to inhabit, taking established forms and styles and rendering them into something unexpected and strange. Recognizable patterns of ballads, elegies, and war songs are transposed into a new key, infused with foreign strains, and juxtaposed with unlikely neighbors. As an essayist, Stepanova engages deeply with writers who bore witness to devastation and dramatic social change, as seen in searching pieces on W. G. Sebald, Marina Tsvetaeva, and Susan Sontag. Including contributions from ten translators, The Voice Over shows English-speaking readers why Stepanova is one of Russia's most acclaimed contemporary writers. Maria Stepanova is the author of over ten poetry collections as well as three books of essays and the documentary novel In Memory of Memory. She is the recipient of several Russian and international literary awards. Irina Shevelenko is professor of Russian in the Department of German, Nordic, and Slavic at the University of Wisconsin–Madison. With translations by: Alexandra Berlina, Sasha Dugdale, Sibelan Forrester, Amelia Glaser, Zachary Murphy King, Dmitry Manin, Ainsley Morse, Eugene Ostashevsky, Andrew Reynolds, and Maria Vassileva.

Мария Михайловна Степанова

Поэзия