Читаем Стихотворения полностью

Стихотворения

В то самое мгновение, когдаГиперион скользнул в шуршащий воздух,Сатурн с сестрой достигли скорбных мест,Где братья побежденные томились.5 То было логово, куда не смелПроникнуть свет кощунственным лучом,Чтоб в их слезах блеснуть; где не моглиОни расслышать собственных стенанийЗа слитным гулом струй и водопадов,10 Ревущих в темноте. НагроможденьеКамней рогатых и лобастых скал,Как бы едва очнувшихся от сна,Чудовищной и фантастичной крышейВздымалось над угрюмым их гнездом.15 Не троны, а большие валуны,Кремнистые и сланцевые глыбыСлужили им седалищами. МногихНедоставало здесь: они скитались,Рассеянные по земле. В цепях20 Страдали Кей, Тифон и Бриарей,Порфирион, Долор и Гий сторукий,И множество других непримиримых,Из опасенья ввергнутых в затвор,В тот душный мрак, где их тела в оковах25 Так были сжаты, сдавлены, распяты,Как жилы серебра в породе горной,И только судорожно содрогалисьОгромные сердца, гоня впередКруговорот бурлящей, рдяной крови.30 Раскинувшись кто вдоль, кто поперек,Они лежали, мало походяНа образы живых, — как средь болотОкружье древних идолов друидскихВ дождливый, стылый вечер ноября,35 Когда под небом — их алтарным сводом —Кромешная густеет темнота.Молчали побежденные, ни словомОтчаянных не выдавая мук.Один из них был Крий; ребро скалы,40 Отколотой железной булавою,Напоминало, как ярился онПред тем, как обессилеть и свалиться.Другой был Иапет, сжимавший горлоПридушенной змеи; ее язык45 Из глотки вывалился, и развилисьЦветные кольца: смерть ее настиглаЗа то, что не посмела эта тварьСлюною ядовитой брызнуть в Зевса.Котт, распростертый подбородком вверх,50 С раскрытым ртом, затылком на холодномКремнистом камне, как от дикой боли,Вращал зрачками. Дальше, рядом с нимЛежала Азия, огромным КафомЗачатая; никто из сыновей55 Не стоил при рожденье столько болиЗемле, как эта дочь. В ее лицеЗадумчивость, а не печаль сквозила;Она свое провидела величьеВ грядущем: пальмы, храмы и дворцы60 Близ Окса иль у вод священных Ганга;И как Надежда на железный якорь,Так опиралася она на бивеньГромаднейшего из своих слонов.За ней, на жестком выступе гранитном65 Простерся мрачной тенью Энкелад;Он, прежде незлобивый и смиренный,Как вол, пасущийся среди цветов,Был ныне полон ярости тигринойИ львиной злобы; в мстительных мечтах70 Уже он горы громоздил на горы,Лелея мысль о той второй войне,Что вскоре разразилась, самых робкихЗаставив спрятаться в зверей и птиц.Атлант лежал ничком; с ним рядом Форкий,75 Отец Горгон. За ними — ОкеанИ Тефия, в коленах у которойРастрепанная плакала Климена.Посередине всех Фемида жаласьК ногам царицы Опс, почти во мраке80 Неразличимой, как вершины сосен,Когда их с тучами смешает ночь;И многие иные, чьих именНе назову. Ведь если крылья МузыПростерты для полета, что ей медлить?85 Ей нужно петь, как сумрачный СатурнСо спутницей, скользя и оступаясь,Взобрался к этой пропасти скорбейЕще из худших бездн. Из-за уступаСначала головы богов явились,90 И вот уже ступили две фигурыНа ровное подножье. Трепеща,Воздела Тейя руки к мрачным сводамПещеры — и внезапно взор ееУпал на лик Сатурна. В нем читалась95 Ужасная борьба: страх, жажда мести,Надежда, сожаленье, боль и гнев,Но главное — тоска и безнадежность.Вотще он их стремился одолеть,Судьба уже отметила его100 Елеем смертных — ядом отреченья;И сникла Тейя, пропустив впередВождя — к его поверженному войску.Как смертного скорбящая душаТерзается сильней, вступая в дом,105 Который омрачило то же горе,Так и Сатурн, войдя в печальный круг,Почувствовал растерянность и слабость.Но Энкелада мужественный взор,С надеждой устремленный на него,110 Придал Сатурну сил, и он воскликнул:«Я здесь, титаны!» Услыхав вождя,Кто застонал, кто попытался встать,Кто возопил — и все пред ним склонилисьС благоговением. Царица Опс,115 Откинув траурное покрывало,Явила бледный изможденный ликИ черные запавшие глаза:Как гул проходит между горных сосенВ ответ на дуновение Зимы,120 Так прокатился шум среди бессмертных,Когда Сатурн им подал знак, что хочетСловами полновесными облечь,Исполненными музыки и мощи,Смятение свое и бурю чувств.125 Но сосен шум сменяется затишьем,А здесь, едва нестройный ропот смолк,Глас божества возрос, как гром органа,Когда стихают хора голоса,Серебряное эхо оставляя130 В звенящем воздухе. Так начал он:«Ни в собственной груди, где я ведуСам над собой дознание и суд,Не отыскал я ваших бед причину,Ни в тех легендах первобытных дней,135 Которые Уран звездоочитыйНашел на отмели начальной мглы,Когда ее прибой бурлящий схлынул, —В той книге, что служила мне всегдаПодставкою для ног — увы, неверной! —140 Ни в символах ее, ни в чудесахСтихий — земли, огня, воды и ветра —В их поединках, в яростной борьбеОдной из них с двумя, с тремя другими,Как при грозе, когда идет сраженье145 Огня и воздуха, а струи ливня,Хлеща, стремятся их прибить к земле,В соитье четверном рождая серу, —Ни в этих схватках, в таинствах стихий,Которые мне до глубин открыты,150 Я не нашел причины ваших бед;Напрасно вчитывался в дивный свитокПрироды, — я не мог сыскать разгадки,Как вы, перворожденные из всехБогов, что осязаемы и зримы,155 Слабейшим поддались. Но это так!Вы сломлены, унижены, разбиты.Что мне теперь сказать вам, о титаны?«Восстаньте!»? — вы молчите. «Пресмыкайтесь!»? —Вы стонете. Что я могу сказать?160 О небеса! О мой отец незримый!Что я могу? Поведайте мне, братья!Мой слух взыскует вашего совета.О ты, глубокомудрый Океан!Я вижу на твоем челе суровом165 Печать раздумья. Помоги же нам!»Сатурн умолк, а вещий бог морей —Хотя не ученик Афинских рощ,Но сумрака подводного философ, —Встал, разметав невлажные власы,170 И молвил дивно-звучным языком,Мерно-шумящим голосом прибоя:«О вы, кто дышит только жаждой мести,Кто корчится, лелея боль свою,Замкните слух: мой голос не раздует175 Кузнечными мехами вашу ярость.Но вы, кто хочет правду услыхать,Внимайте мне: я докажу, что нынеСмириться поневоле вы должны,И в правде обретете утешенье.180 Вы сломлены законом мировым,А не громами и не силой Зевса.Ты в суть вещей проник, Сатурн великий,До атома; и все же ты — монархИ, ослепленный гордым превосходством,185 Ты упустил из виду этот путь,Которым я прошел к извечной правде.Во-первых, как царили до тебя,Так будут царствовать и за тобой:Ты — не начало, не конец вселенной.190 Праматерь Ночь и Хаос породилиСвет — первый плод самокипящих сил,Тех медленных брожений, что подспудноПроисходили в мире. Плод созрел,Явился Свет, и Свет зачал от Ночи,195 Своей родительницы, весь огромныйКруг мировых вещей. В тот самый часВозникли Небо и Земля; от нихПроизошел наш исполинский род,Который сразу получил в наследство200 Прекрасные и новые края.Стерпите ж правду, если даже в нейЕсть боль. О неразумные! — принятьИ стойко выдержать нагую правду —Вот верх могущества. Я говорю:205 Как Небо и Земля светлей и краше,Чем Ночь и Хаос, что царили встарь,Как мы Земли и Неба превосходнейИ соразмерностью прекрасных форм,И волей, и поступками, и дружбой,210 И жизнью, что в нас выражена чище,Так нас теснит иное совершенство,Оно сильней своею красотойИ нас должно затмить, как мы когда-тоЗатмили славой Ночь. Его триумф —215 Сродни победе нашей над начальнымГосподством Хаоса. Ответьте мне,Враждует ли питательная почваС зеленым лесом, выросшим на ней,Оспаривает ли его главенство?220 А дерево завидует ли птице,Умеющей порхать и щебетатьИ всюду находить себе отраду?Мы — этот светлый лес, и наши ветвиВзлелеяли не мелкокрылых птах —225 Орлов могучих, златооперенных,Которые нас выше красотойИ потому должны царить по праву.Таков закон Природы: красотаДарует власть. По этому закону230 И победители познают скорбь,Когда придет другое поколенье.Видали ль вы, как юный бог морей,Преемник мой, по голубой пучинеСредь брызг и пены в колеснице мчит,235 Крылатыми конями запряженной?Я видел это, — и в его глазахТакая красота мне просверкала,Что я сказал печальное «прощай»Своей державе, я простился с властью240 И к вам пришел сюда, чтоб разделитьГруз ваших бед — и утешенье дать:Да будет истина вам утешеньем».Смущенные ли мудрой правотою,Иль из презрения к его словам,245 Но все хранили тишину, когдаСмолк рокот Океана. Лишь Климена,Пренебрегаемая до сих пор,Заговорила вдруг — не возражая,А только кротко изливая грусть,250 Тишайшая среди неукротимых:«Отец, я здесь неискушенней всех,Я знаю только, что исчезла радостьИ скорбь-змея свила себе гнездоВ сердцах у нас, боюсь, уже навеки.255 Я бы не стала предрекать беду,Когда б сама могла ее смирить,Но здесь нужна могущественней сила.Позвольте же поведать мне о том,Что так заставило меня рыдать260 И отняло последние надежды.Стояла я на берегу морском;Бриз, веявший от леса, доносилБлагоуханье листьев и цветов,Такой исполненное чудной неги,265 Такой отрады, что в тоске моейМне захотелось эту тишь нарушить,Смутить самодовлеющий покойПечальной песнею о наших бедах.Я села, раковину подняла270 С песка — и тихо в губы ей подула,Чтобы извлечь мелодию; но вдруг,Покуда я пыталась разбудитьГлухое эхо в сводах перламутра, —С косы напротив, с острова морского275 Донесся столь чарующий напев,Что сразу захватил мое вниманье.Я раковину бросила, и волныНаполнили ее, как уши мнеНаполнила отрада золотая;280 Погибельные, колдовские звукиКаскадом ниспадали друг за другом —Стремительно, как цепь жемчужин с нити,А вслед иные ноты воспаряли,Подобно горлицам с ветвей оливы,285 И реяли над головой моей,Изнемогавшей от отрады дивнойИ скорбной муки. Победила скорбь,И я безумные заткнула уши,Но сквозь дрожащую преграду пальцев290 Прорвался нежный и певучий голос,С восторгом восклицавший: «Аполлон!О юный Аполлон золотокудрый!»В смятенье я бежала, а за мнойЛетело и звенело это имя!..295 Отец мой! братья! если бы вы знали,Как было больно мне! Когда б ты слышал,Сатурн, как я рыдала, — ты б не сталМеня корить за дерзость этой речи».Как боязливый ручеек, петляя300 По гальке побережья, медлит впастьВ безбрежность волн, так этот робкий голосСтруился вдаль, — но устья он достиг,Когда был, словно морем, поглощенВзбешенным, гневным басом Энкелада.305 Он говорил, на локоть опершись,Но не вставая, словно от избыткаПрезрения, — и тяжкие словаГремели, как удары волн о рифы.«Кого должны мы слушать — слишком мудрых310 Иль слишком глупых, братья-великаны?Обрушьте на меня хоть все громаБунтовщиков с Олимпа, взгромоздитеВсю землю с небесами мне на плечи —Страшнее я не испытал бы мук,315 Чем ныне, слыша этот детский лепет.Шумите же, кричите и бушуйте,Вопите громче, сонные титаны!Неужто вы проглотите обидыИ униженья от юнцов снесете?320 Неужто ты забыл, Владыка вод,Как ты ошпарен был в своей стихии?Что — наконец в тебе проснулся гнев?О радость! значит, ты не безнадежен!О, радость! наконец-то сотни глаз325 Сверкнули жаждой мести!» — Он поднялсяВо весь огромный рост и продолжал:«Теперь вы — пламя, так пылайте жарче,Пройдитесь очистительным огнемПо небесам, калеными стрелами330 Спалите дом тщедушного врага,За облака занесшегося Зевса!Пусть он пожнет содеянное зло!Я презираю мудрость Океана;И все же не одна потеря царств335 Меня гнетет: дни мира улетели,Те безмятежные, благие дни,Когда все существа в эфире светломВнимали нам с раскрытыми глазамиИ наши лбы не ведали морщин,340 А губы — горьких стонов, и Победа —Крылатое, неверное созданье —Была еще не рождена на свет.Но вспомните: Гиперион могучий,Наш самый светлый брат, еще царит...345 Он здесь! Взгляните — вот его сиянье!»Все взоры были скрещены в тот мигНа Энкеладе, и пока звучалиЕго слова под сводами ущелья,Внезапный отблеск озарил черты350 Сурового гиганта, что сумелВдохнуть в богов свой гнев. И тот же отблескКоснулся остальных, но ярче всех —Сатурна, чьи белеющие прядиСветились, словно вспененные волны355 Под сумрачным бушпритом корабля,Когда вплывает он в ночную бухту.И вдруг из бледно-серебристой мглыСлепящий, яркий блеск, подобно утру,Возник и залил все уступы скал,360 Весь этот горестный приют забвенья,И кручи, и расщелины земли,Глухие пропасти и водопадыРевущие — и весь пещерный мир,Одетый прежде в мантию теней,365 Явил в его чудовищном обличье.То был Гиперион. В венце лучейСтоял он, с высоты гранитной глядяНа бездну скорби, что при свете дняСамой себе казалась ненавистной.370 Сверкали золотом его власыВ курчавых нумидийских завитках,И вся фигура в ореоле блескаЯвляла царственный и страшный вид,Как на закате Мемнона колосс375 Для пришлеца с туманного Востока.И, словно арфа Мемнона, стенаньяОн испускал, ладонью сжав ладонь,И так стоял недвижно. Эта скорбьВладыки солнца тягостным уныньем380 Отозвалась в поверженных богах,И многие свои прикрыли лица,Чтоб не смотреть. Лишь пылкий ЭнкеладСвой взор горящий устремил на братьев,И, повинуясь этому сигналу,385 Поднялся Иапет и мощный Крий,И Форкий, великан морской, — и сталиС ним рядом, вчетвером, плечом к плечу.«Сатурн!» — раздался их призыв, и сверхуГиперион ответил громким криком:390 «Сатурн!» Но старый вождь сидел угрюмоС Кибелой рядом, и в лице богиниНе отразилось радости, когдаИз сотен глоток грянул клич: «Сатурн!»

Перейти на страницу: