Стихотворения (1924)

Владимир Маяковский СТИХОТВОРЕНИЯ 1924

9-е ЯНВАРЯ

О боге болтая,
                          о смирении говоря,
помни день —
                          9-е января.
Не с красной звездой —
                                            в смирении тупом
с крестами шли
                            за Гапоном-попом.
Не в сабли
                    врубались
                                       конармией-птицей —
белели
             в руках
                          листы петиций.
Не в горло
                   вгрызались
                                        царевым лампасникам —
плелись
               в надежде на милость помазанника.
Скор
         ответ
                    величества
                                         был:
«Пули в спины!
                           в груди!
                                          и в лбы!»
Позор без названия,
                                     ужас без имени
покрыл и царя,
                          и площадь,
                                              и Зимний.
А поп
          на забрызганном кровью требнике
писал
           в приход
                           царевы серебреники.
Не все враги уничтожены.
                                               Есть!
Раздуйте
                 опять
                            потухшую месть.
Не сбиты
                 с Запада
                                 крепости вражьи.
Буржуи
              рабочих
                              сгибают в рожья.
Рабочие,
                 помните русский урок!
Затвор осмотрите,
                                 штык
                                           и курок.
В споре с врагом —
                                    одно решение:
Да здравствуют битвы!
                                          Долой прошения!

КИЕВ

Лапы елок,
                    лапки,
                               лапушки…
Все в снегу,
                      а теплые какие!
Будто в гости
                        к старой,
                                        старой бабушке
я
   вчера
              приехал в Киев.
Вот стою
                 на горке
                                 на Владимирской.
Ширь во-всю —
                             не вымчать и перу!
Так
       когда-то,
                       рассиявшись в выморозки,
Киевскую
                 Русь
                          оглядывал Перун.
А потом —
                    когда
                              и кто,
                                        не помню толком,
только знаю,
                       что сюда вот
                                               по льду,
да и по воде,
                       в порогах,
                                         волоком —
шли
        с дарами
                         к Диру и Аскольду.
Дальше
              било солнце
                                     куполам в литавры.
— На колени, Русь!
                                   Согнись и стой.—
До сегодня
                     нас
                           Владимир гонит в лавры.
Плеть креста
                        сжимает
                                        каменный святой.
Шли
        из мест
                      таких,
                                 которых нету глуше,—
прадеды,
                 прапрадеды
                                       и пра пра пра!..
Много
            всяческих
                               кровавых безделушек
здесь у бабушки
                              моей
                                        по берегам Днепра.
Был убит
                 и снова встал Столыпин,
памятником встал,
                                вложивши пальцы в китель.
Снова был убит,
                             и вновь
                                           дрожали липы
от пальбы
                   двенадцати правительств.
А теперь
                встают
                             с Подола
                                              дымы,
киевская грудь
                           гудит,
                                     котлами грета.
Не святой уже —
                               другой,
                                            земной Владимир
крестит нас
                     железом и огнем декретов.
Даже чуть
                   зарусофильствовал
                                                       от этой шири!
Русофильство,
                            да другого сорта.
Вот
       моя
               рабочая страна,
                                            одна
                                                     в огромном мире.
— Эй!
           Пуанкаре!
                             возьми нас?..
                                                      Черта!
Пусть еще
                   последний,
                                       старый батька
содрогает
                   плачем
                                 лавры звонницы.
Пусть
           еще
                   врезается с Крещатика
волчий вой:
                     «Даю-беру червонцы!»
Наша сила —
                        правда,
                                      ваша —
                                                     лаврьи звоны.
Ваша —
               дым кадильный,
                                            наша —
                                                           фабрик дым.
Ваша мощь —
                          червонец,
                                            наша —
                                                           стяг червонный.
— Мы возьмем,
                             займем
                                           и победим.
Здравствуй
                     и прощай, седая бабушка!
Уходи с пути!
                        скорее!
                                      ну-ка!
Умирай, старуха,
                              спекулянтка,
                                                    набожка.
Мы идем —
                      ватага юных внуков!

БУДЬ ГОТОВ!