Стихотворения (1926)

Не надо быть пророком-провидцем,
всевидящим оком святейшей троицы,
чтоб видеть,
                    как новое в людях роится,
вторая Москва
                       вскипает и строится.
Великая стройка
                          уже начата.
И в небо
              лесами идут
там
      почтамт,
здесь
         Ленинский институт.
Дыры
         метровые
                        потом политы,
чтоб ветра быстрей
                                под землей полетел,
из-под покоев митрополитов
сюда чтоб
                вылез
                         метрополитен.
Восторженно видеть
                                рядом и вместе
пыхтенье машин
                           и пыли пласты.
Как плотники
                     с небоскреба «Известий»
плюются
              вниз
                     на Страстной монастырь.
А там,
          вместо храпа коней от обузы
гремят грузовозы,
                            пыхтят автобусы.
И кажется:
                 центр-ядро прорвало
Садовых кольцо
                          и Коровьих валов.
Отсюда
            слышится и мне
шипенье приводных ремней.
Как стих,
              крепящий болтом
разболтанную прозу,
завод «Серпа и Молота»,
завод «Зари»
                     и «Розы».
Растет представленье
                                   о новом городе,
который
             деревню погонит на корде.
Качнется,
               встанет,
                            подтянется сонница,
придется и ей
                      трактореть и фордзониться.
Краснеет на шпиле флага тряпица,
бессонен Кремль,
                            и стены его
зовут работать
                        и торопиться,
бросая
           со Спасской
                               гимн боевой.

РАЗГОВОР НА ОДЕССКОМ РЕЙДЕ ДЕСАНТНЫХ СУДОВ: «СОВЕТСКИЙ ДАГЕСТАН» И «КРАСНАЯ АБХАЗИЯ»

Перья-облака,
                       закат расканарейте!
Опускайся,
                  южной ночи гнет!
Пара
        пароходов
                         говорит на рейде:
то один моргнет,
                           а то
                                 другой моргнет.
Что сигналят?
                       Напрягаю я
                                         морщины лба.
Красный раз…
                       угаснет,
                                    и зеленый…
Может быть,
                    любовная мольба.
Может быть,
                    ревнует разозленный.
Может, просит:
                        — «Красная Абхазия»!
Говорит
             «Советский Дагестан».
Я устал,
             один по морю лазая,
подойди сюда
                       и рядом стань.—
Но в ответ
                 коварная
                               она:
— Как-нибудь
                      один
                              живи и грейся.
Я
   теперь
              по мачты влюблена
в серый «Коминтерн»,
                                  трехтрубный крейсер. —
— Все вы,
                 бабы,
                          трясогузки и канальи…
Что ей крейсер,
                         дылда и пачкун? —
Поскулил
               и снова засигналил:
— Кто-нибудь,
                       пришлите табачку!..
Скучно здесь,
                      нехорошо
                                      и мокро.
Здесь
         от скуки
                      отсыреет и броня…—
Дремлет мир,
                      на Черноморский округ
синь-слезищу
                       морем оброня.

ХУЛИГАН