Стихотворения (1926)

МАРКСИЗМ — ОРУЖИЕ, ОГНЕСТРЕЛЬНЫЙ МЕТОД ПРИМЕНЯЙ УМЕЮЧИ МЕТОД ЭТОТ!

Штыками
                двух столетий стык
закрепляет
                  рабочая рать.
А некоторые
                    употребляют штык,
чтоб им
             в зубах ковырять.
Все хорошо:
                    поэт поет,
критик
           занимается критикой.
У стихотворца —
                            корытце свое,
у критика —
                    свое корытико.
Но есть
             не имеющие ничего,
                                              окромя
красивого почерка.
А лезут
            в книгу,
                        хваля
                                  и громя
из пушки
               критического очерка.
А чтоб
           имелось
                         научное лицо
у этого
            вздора злопыханного —
всегда
           на столе
                         покрытый пыльцой
неразрезанный том
                               Плеханова.
Зазубрит фразу
                          (ишь, ребятье!)
и ходит за ней,
                        как за няней.
Бытье —
               а у этого — еда и питье
определяет сознание.
Перелистывая
                       авторов
                                    на букву «эл»,
фамилию
                 Лермонтова
                                     встретя,
критик выясняет,
                           что он ел
на первое
                и что — на третье.
— Шампанское пил?
                                 Выпивал, допустим.
Налет буржуазный густ.
А его
         любовь
                      к маринованной капусте
доказывает
                   помещичий вкус.
В Лермонтове, например,
                                         чтоб далеко не идти,
смысла
             не больше,
                               чем огурцов в акации.
Целые
           хоры
                   небесных светил,
и ни слова
                  об электрификации.
Но,
     очищая ядро
                          от фразерских корок,
бобы —
              от шелухи лиризма,
признаю,
               что Лермонтов
                                       близок и дорог
как первый
                  обличитель либерализма.
Массам ясно,
                      как ни хитри,
что, милюковски юля,
светила
             у Лермонтова
                                   ходят без ветрил,
а некоторые —
                        и без руля.
Но так ли
               разрабатывать
                                       важнейшую из тем?
Индивидуализмом пичкать?
Демоны в ад,
                     а духи —
                                     в эдем?
А где, я вас спрашиваю, смычка?
Довольно
                этих
                        божественных легенд!
Любою строчкой вырванной
Лермонтов
                  доказывает,
                                     что он —
                                                    интеллигент,
к тому же
                деклассированный!
То ли дело
                  наш Степа
— забыл,
               к сожалению,
                                    фамилию и отчество,—
у него
          в стихах
                        Коминтерна топот…
Вот это —
                 настоящее творчество!
Степа —
              кирпич
                         какого-то здания,
не ему
           разговаривать вкось и вкривь.
Степа
          творит,
                      не затемняя сознания,
без волокиты аллитераций
                                           и рифм.
У Степы
             незнание
                            точек и запятых
заменяет
               инстинктивный
                                        массовый разум,
потому что
                  батрачка —
                                     мамаша их,
а папаша —
                    рабочий и крестьянин сразу.—
В результате
                     вещь
                              ясней помидора
обволакивается
                          туманом сизым,
и эти
         горы
                 нехитрого вздора
некоторые
                 называют марксизмом.
Не говорят
                 о веревке
                                в журнале повешенного,
не изменить
                    шаблона прилежного.
Лежнев зарадуется —
                                    «он про Вешнева».
Вешнев
             — «он про Лежнева».

19/IV-26 г.

ПЕРВОМАЙСКОЕ ПОЗДРАВЛЕНИЕ!