Стихотворения (1929)

Барбюс обиделся — чего, мол, ради критики затеяли спор пустой? Я, говорит, не французский Панаит Истрати, а испанский Лев Толстой.

Говорят, что критики названия растратили — больше сравнивать не с кем! И балканский Горький — Панаит Истрати будет назван ирландским Достоевским.

Говорят — из-за границы домой попав, после долгих во́льтов, Маяковский дома поймал «Клопа» и отнес в театр Мейерхольда.

Говорят — за изящную фигуру и лицо, предчувствуя надобность близкую, артиста Ильинского профессор Кольцов переделал в артистку Ильинскую.

ТЕОРЕТИКИ

С интеллигентским
                               обличием редьки
жили
         в России
                        теоретики.
Сидя
         под крылышком
                                   папы да мамы,
черепа
           нагружали томами.
Понаучив
               аксиом
                           и формул,
надевают
                инженерскую форму.
Живут, —
                 возвышаясь
                                     чиновной дорогою,
машину
             перчаткой
                             изредка трогая.
Достигнув окладов,
                               работой не ранясь,
наяривает
                 в преферанс.
А служба что?
                       Часов потеря.
Мечта
          витает
                     в высоких материях.
И вдруг
             в машине
                             поломка простая,—
профессорские
                         взъерошит пряди он,
и…
     на поломку
                       ученый,
                                    растаяв,
смотрит так,
                    как баран на радио.

Ты хочешь

                 носить
                            ученое имя —
работу
           щупай
                     руками своими.
На книги
              одни —
                          ученья не тратьте-ка.
Объединись,
                     теория с практикой!

РАЗГОВОР С ТОВАРИЩЕМ ЛЕНИНЫМ

Грудой дел,
                    суматохой явлений
день отошел,
                      постепенно стемнев.
Двое в комнате.
                          Я
                             и Ленин —
фотографией
                      на белой стене.
Рот открыт
                  в напряженной речи,
усов
        щетинка
                      вздернулась ввысь,
в складках лба
                        зажата
                                   человечья,
в огромный лоб
                         огромная мысль.
Должно быть,
                      под ним
                                   проходят тысячи…
Лес флагов…
                      рук трава…
Я встал со стула,
                            радостью высвечен,
хочется —
                 идти,
                          приветствовать,
                                                    рапортовать!
«Товарищ Ленин,
                            я вам докладываю
не по службе,
                      а по душе.
Товарищ Ленин,
                          работа адовая
будет
          сделана
                        и делается уже.
Освещаем,
                  одеваем нищь и о́голь,
ширится
               добыча
                            угля и руды.
А рядом с этим,
                          конешно,
                                         много,
много
          разной
                      дряни и ерунды.
Устаешь
              отбиваться и отгрызаться.
Многие
            без вас
                        отбились от рук.
Очень
          много
                    разных мерзавцев
ходят
          по нашей земле
                                    и вокруг.
Нету
        им
             ни числа,
                            ни клички,
целая
          лента типов
                              тянется.
Кулаки
            и волокитчики,
подхалимы,
                   сектанты
                                  и пьяницы,—
ходят,
          гордо
                    выпятив груди,
в ручках сплошь
                           и в значках нагрудных…
Мы их
           всех,
                   конешно, скрутим,
но всех
            скрутить
                          ужасно трудно.
Товарищ Ленин,
                          по фабрикам дымным,
по землям,
                  покрытым
                                  и снегом
                                                 и жнивьём,
вашим,
            товарищ,
                           сердцем
                                         и именем
думаем,
              дышим,
                           боремся
                                         и живем!..»

Грудой дел,

                   суматохой явлений
день отошел,
                     постепенно стемнев.
Двое в комнате.
                          Я
                             и Ленин —
фотографией
                      на белой стене.

МРАЧНОЕ О ЮМОРИСТАХ