Эта осень придет без него, кто когда-то со мноюГоревал, тосковал, потаенно скитался в глушиИ ее любовался пронзительною желтизною –Эта осень придет без него – побратима души.Как мне дорог бродяга, пропахший смиреньем и псиной,Он сроднился со мною, с ухаба бредя на ухаб,А ведь наши дела-то попахивали керосином:Нас повсюду бранили владельцы рожающих баб.Нас повсюду бранили разгневанные домоседы:Как могли мы, когда совершался во мраке зачин,Собирать вкруг себя развеселые всякие беды,Заниматься не тем, что положено роду мужчин.Как могли мы на пару с бродягой любить потаскуху, –Эта вялая дама туманно зовется «мечта»,И она соответствует даже не телу, а духу –У нее не хватает для плотских утех живота……Можно снова шептать что-то на ухо детское кошке,Можно, духом горя, взгромоздиться на темную ель, –И тогда загорится свеча или лампа в окошке –От тебя эта лампа за тридевять светит земель…Вот такие у нашей мечты и желанья и цели,Вот такое случилось со мною в родной стороне, –Я по-прежнему мальчик, грущу у подножия ели,Я увижу за далью избушку и кошку в окне.
* * *
Есть тот, кто ничего не понимает –Ребенок или зверь – и только онВселенную душою обнимаетИ только он свободен и умен.Его не мучит грешное соседствоДвусмысленных поборников ума.Он бродит по тропе, где только детство,Где детства золотая кутерьма.И если есть у зверя ум, так этоСоюз природы с детскою душой.В нем что-то от небрежности поэта.В нем что-то от повадки нагишом.И если есть у зверя размышленье –Оно не обвиненье никому,А маленькое светопреставленье,Роенье снов, приснившихся ему…И потому его минуют боли,Что он с землей и травами знакомИ лижет хвост – и шествует на воле –И лижет мир шершавым языком…