За гремучую доблесть грядущих веков,За высокое племя людей —Я лишился и чаши на пире отцов,И веселья, и чести своей.Мне на плечи кидается век-волкодав,Но не волк я по крови своей —Запихай меня лучше, как шапку в рукавЖаркой шубы сибирских степей…Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,Ни кровавых костей в колесе;Чтоб сияли всю ночь голубые песцыМне в своей первобытной красе, —Уведи меня в ночь, где течет ЕнисейИ сосна до звезды достает,Потому что не волк я по крови своейИ меня только равный убьет.
«Ночь на дворе. Барская лжа…»
Ночь на дворе. Барская лжа:После меня хоть потоп.Что же потом? Хрип горожанИ толкотня в гардероб.Бал-маскарад. Век-волкодав.Так затверди ж назубок:Шапку в рукав, шапкой в рукав —И да хранит тебя Бог!
«Нет, не спрятаться мне от великой муры…»
Нет, не спрятаться мне от великой мурыЗа извозчичью спину Москвы.Я — трамвайная вишенка страшной порыИ не знаю, зачем я живу.Мы с тобою поедем на «А» и на «Б»Посмотреть, кто скорее умрет,А она то сжимается, как воробей,То растет, как воздушный пирог.И едва успевает, грозит из угла —«Ты как хочешь, а я не рискну!» —У кого под перчаткой не хватит тепла,Чтоб объехать всю курву-Москву.
Неправда
Я с дымящей лучиной вхожуК шестипалой неправде в избу:— Дай-ка я на тебя погляжу —Ведь лежать мне в сосновом гробу.А она мне соленых грибковВынимает в горшке из-под нар,А она из ребячьих пупковПодает мне горячий отвар.— Захочу, — говорит, — дам еще…Ну а я не дышу, сам не рад…Шасть к порогу — куда там… В плечоУцепилась и тащит назад.Вошь да глушь у нее, тишь да мша,Полуспаленка, полутюрьма.— Ничего, хороша, хороша…Я и сам ведь такой же, кума.
«Нет, не мигрень, но подай карандашик ментоловый…»
— Нет, не мигрень, но подай карандашик ментоловый, —Ни поволоки искусства, ни красок пространства веселого!Жизнь начиналась в корыте картавою мокрою шёпотью,И продолжалась она керосиновой мягкою копотью.Где-то на даче потом в лесном переплете шагреневомВдруг разгорелась она почему-то огромным пожаром сиреневым…— Нет, не мигрень, но подай карандашик ментоловый, —Ни поволоки искусства, ни красок пространства веселого!Дальше, сквозь стекла цветные, сощурясь, мучительно вижу я:Небо как палица грозное, земля словно плешина рыжая…Дальше — еще не припомню — и дальше как будто оборвано:Пахнет немного смолою да, кажется, тухлою ворванью…— Нет, не мигрень, — но холод пространства бесполого,Свист разрываемой марли да рокот гитары карболовой!