А напоследок я скажу:прощай, любить не обязуйся.С ума схожу. Иль восхожук высокой степени безумства.Как ты любил? — ты пригубилпогибели. Не в этом дело.Как ты любил? — ты погубил,но погубил так неумело.Жестокость промаха… О, неттебе прощенья. Живо телои бродит, видит белый свет,но тело моё опустело.Работу малую високещё вершит. Но пали руки,и стайкою, наискосок,уходят запахи и звуки.
1960
Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, «Феникс», 1998.
ВАРФОЛОМЕЕВСКАЯ НОЧЬ
Я думала в уютный час дождя:а вдруг и впрямь, по логике наитья,заведомо безнравственно дитя,рождённое вблизи кровопролитья.В ту ночь, когда святой Варфоломейна пир созвал всех алчущих, как тонокбыл плач того, кто между двух огнейещё не гугенот и не католик.Ещё птенец, едва поющий вздор,ещё в ходьбе не сведущий козлёнок,он выжил и присвоил первый вздох,изъятый из дыхания казнённых.Сколь, нянюшка, ни пестуй, ни кормидитя твоё цветочным млеком мёда,в его опрятной маленькой кровиживёт глоток чужого кислорода.Он лакомка, он хочет пить ещё,не знает организм непросвещённый,что ненасытно, сладко, горячовкушает дух гортани пресечённой.Повадился дышать! Не виноватв религиях и гибелях далёких.И принимает он кровавый чадза будничную выгоду для лёгких.Не знаю я, в тени чьего плечаон спит в уюте детства и злодейства.Но и палач, и жертва палачаравно растлят незрячий сон младенца.Когда глаза откроются — смотреть,какой судьбою в нём взойдёт отрава?Отрадой — умертвить? Иль умереть?Или корыстно почернеть от рабства?Привыкшие к излишеству смертей,вы, люди добрые, бранитесь и боритесь,вы так бесстрашно нянчите детей,что и детей, наверно, не боитесь.И коль дитя расплачется со сна,не беспокойтесь — малость виновата:немного растревожена деснамолочными резцами вурдалака.А если что-то глянет из ветвей,морозом жути кожу задевая, —не бойтесь! Это личики детей,взлелеянных под сенью злодеянья.Но, может быть, в беспамятстве, в раю,тот плач звучит в честь выбора другого,и хрупкость беззащитную своюоплакивает маленькое горловсем ужасом, чрезмерным для строки,всей музыкой, не объяснённой в нотах.А в общем-то — какие пустяки!Всего лишь — тридцать тысяч гугенотов.
1967
Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.