Стой! Пропустил страницу? Но отличий нет,Лишь имя новое. Хронист ведет рассказ,Как в тот же год, в такой-то день и час,Ян Паннонийский, широко известныйУблюдок кузнеца, тот, что рукой железнойИмперию от жребия на время смог спасти –О власти возмечтав, корону сжал в перстиИ шесть лет проносил. (Им были сметеныС нас диких гуннов руки); но потом сыныВ вино ему подлили что-то – о, набита колея,Вновь смена власти. Но постой! "Пусть не уверен я,Но (вставил комментатор), ничего не скрыв,Все слухи приведу: остался Протий жив,Ян отпустил его. И северной страной,При варварском дворе привечен он; слугой,Затем учителем детей он был, а возмужав,Командовал псарями; несомненно, правЯ, полагая, что трактат "О гончих псах"Им сочинен. Пусть текст исчез в веках,Но в каталогах значится. Потомок древней расыВо Фракии (то слух) монахом в черной рясеПочил. Ну, говоря иначе, старости достиг.А вот и Яна Кузнеца глава. Суровый лик,Медвежья челюсть; хмурый взор хранит навекГранит. Се – узурпатор трона. Что за человек!
Перевод Эдуард Юрьевич Ермаков
Бог глазами твари
(Калибан о Сетебосе, или Натуральная Теология на острове)
[30]***Разляжется на солнечном припёке,Погрузит брюхо в лужу липкой грязи,Раскинет локти, подбородок на кулак положит.И так, болтая стопами в воде прохладнойИ чувствуя, как по спине спешат букашки,Щекочут плечи, руки, вызывая хохот,Покуда его листья лопуха скрывают,Над головой создав подобие пещеры,Склонившись, бороду и волосы погладят;Иль упадёт к нему бутон, а в нём пчела,Иль плод – хватай, бери и хрупай –Глядит на море он: там бродит солнца луч,Другой – навстречу, паутину заплетая света(В ячейки же вдруг выскочит большая рыба),И говорит он о себе и о Другом,О том, кого маманя называла Богом,И, говоря о нём, он сердится – ха-ха,Узнал бы Тот! Ведь время летнее для гневаПриятней, безопасней, чем зима.Пока Просперо и Миранда спят,Уверены, что раб в труде усерден,Ему, всех проведя, насмешничать приятно,Расцветив речью скудный свой язык: