Стихотворения

всегда, когда смотрел на Греми.

Каким небесным якорям

дано держать его на гребне?

Я знал - нет смерти на земле,

нет ничему предела, если

опять, о Греми, на заре

твои колокола воскресли.

Вкусивший гибели не раз,

твой грозный царь, поэт твой бедный,

опять заплакал Теймураз,

тобой возвышенный над бездной.

Кахетии так тяжела

нагрузка кисти виноградной.

Вокруг покой и тишина

и урожая вид нарядный.

От заслонивших очи слез

в счастливом зрительном обмане,

твой странник, Греми, твой матрос,

гляжу, как ты плывешь в тумане.

Симон Чиковани

По пути в сванетию

Теперь и сам я думаю: ужели

по той дороге, странник и чудак,

я проходил?

Горвашское ущелье,

о, подтверди, что это было так.

Я проходил. И детскую прилежность

твоей походки я увидел.

Ты

за мужем шла покорная,

но нежность,

сиянье нежности взошло из темноты.

Наши глаза увиделись.

Ревниво

взглянул твой муж.

Но как это давно

случилось.

И спасла меня равнина,

где было мне состариться дано.

Однако повезло тому, другому,

не ведая опасности в пути,

по той дороге он дошел до дому,

никто не помешал ему дойти.

Не гикнули с откоса печенеги,

не ухватились за косы твои,

не растрепали их.

Не почернели

глаза твои от страха и любви.

И, так и не изведавшая муки,

ты канула, как бедная звезда.

На белом муле, о, на белом муле

в Ушгули ты спустилась навсегда.

Но все равно - на этом перевале

ликует и живет твоя краса.

О, как лукавили, как горевали

глаза твои, прекрасные глаза.

Симон Чиковани

Задуманное поведай облакам

А после - шаль висела у огня,

и волосы, не знавшие законов

прически, отряхнулись от заколок

и медленно обволокли меня.

Я в них входил, как бы входил в туман

в горах сванетских, чтобы там погибнуть,

и все-таки я их не мог покинуть,

и я плутал в них и впадал в обман.

Так погибал я в облаке твоем.

Ты догадалась - и встряхнула ситом,

пахнуло запахом земным и сытым,

и хлеб ячменный мы пекли вдвоем.

Очаг дышал все жарче, все сильней.

О, как похожи были ты и пламя,

как вы горели трепетно и плавно,

и я гостил меж этих двух огней.

Ты находилась рядом и вокруг,

но в лепете невнятного наречья,

изогнутою, около Двуречья

тебя увидеть захотел я вдруг.

Чуть не сказал тебе я: "О лоза,

о нежная, расцветшая так рано..."

В Сванетии не знают винограда,

я не сказал. И я закрыл глаза.

Расстались мы. И вот, скорей старик,

чем мальчик, не справляюсь я с собою,

и наклоняюсь головой седою,

и надо мной опять туман стоит.

Верни меня к твоим словам, к рукам.

Задуманное облакам поведай,

я догадаюсь - по дождю, по ветру.

Прошу тебя, поведай облакам!

Симон Чиковани

Девять дубов*

______________

* Число девять считалось в народе магическим (девять дорог,

девять гор, девять корней и т.д.). Девять дубов - символ

непоколебимости, силы, долговечности народа. Девять плит Марабды

девять могил братьев Херхеулидзе, героически погибших в битве при

Марабде.

Мне снился сон - и что мне было делать?

Мне снился сон - я наблюдал его.

Как точен был расчет - их было девять:

дубов и дзвов. Только и всего.

Да, девять дэвов, девять капель яда

на черных листьях, сникших тяжело.

Мой сон исчез, как всякий сон. Но я-то,

я не забыл то древнее число.

Вот девять гор, сужающихся кверху,

как бы сосуды на моем пути.

И девять пчел слетаются на квеври,

и квеври тех - не больше девяти.

Я шел, надежду тайную лелея

узнать дубы среди других лесов.

Мне чудится - они поют "Лилео".

О, это пенье в девять голосов!

Я шел и шел за девятью морями.

Число их подтверждали неспроста

девять ворот, а девять плит Марабды,

и девяти колодцев чистота.

Вдруг я увидел: посреди тумана

стоят деревья. Их черты добры.

И выбегает босиком Тамара

и девять раз целует те дубы.

Я исходил все девять гор. Колени

я укрепил ходьбою. По утрам

я просыпался радостный. Олени,

когда я звал, сбегали по горам.

В глаза чудес, исполненные света,

всю жизнь смотрел я, не устав смотреть.

О, девять раз изведавшему это

не боязно однажды умереть.

Мои дубы помогут мне. Упрямо

я к их корням приникну. Довезти

меня возьмется буйволов упряжка.

И снова я сочту до девяти.

Симон Чиковани

Три стихотворения о серафите

Во время археологических раскопок древней картлийской столицы Армази,

близ Мцхеты, была обнаружена гробница юной и прекрасной

девушки -Серафиты, чей облик чудом сохранился до наших дней в своей

живой прелести. В гроб ее проник корень гранатового дерева,

проскользнувший в кольцо браслета.

Раздумья о Cерафите

Как вникал я в твое многолетие, Мцхета.

Прислонившись к тебе, ощущал я плечом

мышцы трав и камней, пульсы звука и цвета,

вздох стены, затрудненный огромным плющом.

Я хотел приобщить себя к чуждому ритму

всех старений, столетий, страстей и смертей.

Но не сведущий в этом, я звал Серафиту,

умудренную возрастом звезд и детей.

Я сказал ей: - Тебе все равно, Серафита:

умерла, и воскресла, и вечно жива.

Так явись мне воочью, как эта равнина,

как Армази, созвездия и дерева.

Не явилась воочью. Невнятной беседой

искушал я напрасно твою немоту.

Ты - лишь бедный ребенок, случайно бессмертный,

но изведавший смерть, пустоту и тщету.

Все тщета!- я подумал.- Богатые камни

неусыпных надгробий - лишь прах, нищета.

Все тщета!- повторил я. И вздрогнул: - А Картли?

Как же Картли? Неужто и Картли - тщета?

Ничего я не ведал. Но острая влага