Стихотворения

       Близ солнца, на одной из маленьких планет.
       Живет двуногий зверь некрупного сложенья,
       Живет сравнительно еще немного лет
       И думает, что он венец творенья…

Здесь выход к проблемам бытийного свойства, побуждающий вспомнить о Кириллове из "Бесов" Ф. М. Достоевского, который создал целую теорию самоубийства. "Раз самоубийство сделалось почти ежедневным явлением жизни, оно может служить предметом для поэзии" {Цит. по: Жиркевич А. Поэт милостию божией. — С. 498.},- писал Апухтин, тем самым обозначив характер творческой связи с вопросами времени, в которое жил. А словами об "эпидемическом характере" самоубийств утвердил свое право на истолкование этого явления.

Другой вариант небытия — но при земной жизни — сумасшествие. "Сумасшедший" относится к известнейшим стихотворениям Апухтина, взаимодействует с существующей литературной традицией. И здесь Апухтин стремится показать и социальные причины безумия, и взаимоотношения душевнобольного с окружающим миром, обратить внимание и на многие бессмыслицы так называемой нормальной жизни.

Если сумасшедший непроизвольно, искренне воображает себя королем или кем-либо еще, то есть и сознательная форма инобытия, перерастающая в эмоциональное небытие, — актерство, лицедейство. Эта тема — одна из ведущих у Апухтина. Выразительно воплотилась она в стихотворении "Недостроенный памятник". Посвященное сооружавшемуся в начале 1870-х годов памятнику Екатерине II, оно не перепечатывалось в советское время. Да и до революции высказывалось соображение, что "историческая картина" в стихотворении вышла у Апухтина "натянутой и бледной" {Арсеньев К. Критические этюды по русской литературе. — Спб., 1888. — Т. 2. — С. 138.}.

Наверное, здесь есть свои поэтические и смысловые изъяны, но очень важно то, что избрана форма сновидения, всегда привлекавшая писателей уровнем свободы изложения и раскованности. При этом автор удачно обыгрывает то обстоятельство, что памятник Екатерине воздвигнут у театра.

       "Учитесь у меня, российские актеры,
       Я роль свою сыграла мастерски", —

восклицает императрица в стихотворении, завершая свой пространный монолог вопросом:

       "Когда случится вам, питомцы Мельпомены,
       Творенье гения со славой разыграть,
       И вами созданные сцены
       Заставят зрителя смеяться иль рыдать,
       Тогда — скажите, ради Бога! —
       Ужель вам не простят правдивые сердца
       Неловкость выхода, неровности конца
       И даже скуку эпилога?"

Апухтин, может быть, мягче, чем следовало, указал на факт, о котором хорошо знало русское образованное общество и который не просматривался на официальном портрете Екатерины — ее исполинское лицемерие, ее многолетнее актерство. Стихотворение Апухтина с его тонкой иронией хорошо подходит к пушкинской характеристике нашей героини — "Тартюф в юбке и короне".

Многозначительны и слова о "народном вопле", раздавшемся после поучения Екатерины актерам, — здесь стихийность в поведении, но еще более усугубленная, еще более отторгающая человека от его собственного сознания. Справедливости ради нельзя не заметить, что подобную интеллектуальную стереотипность уже не с иронией, а с сарказмом — и недаром, здесь речь идет о так называемом образованном, культурном обществе — Апухтин изобразил в миниатюре "Публика".

Театральное искусство увлекает, оно может воодушевить человека:

       Мне было весело вчера на сцене шумной,
       Я так же, как и все, комедию играл;
       И радовался я, и плакал я безумно,
       И мне театр рукоплескал.

Но неизбежно возвращение к действительной жизни, страсти которой несоизмеримы с переживаниями лицедейства:

       И, сняв парик, умыв лицо,
       Одежды сбросив шутовские,
       Мы все, усталые, больные,
       Лениво сходим на крыльцо.
       Нам тяжело, нам больно, стыдно…

Мысль о потере подлинных чувств в течение "комедии" жизни отчетливо выражена в раннем стихотворении "В театре" ("Часто, наскучив игрой бесталанною…").

Какие же возможности выбора остаются у человека? Быть может, такой?

       Мчалась тройка по свежему снегу в глуши,
       И была ты со мной, и кругом ни души…
       Лишь мелькали деревья в серебряной мгле,
       И казалось, что все в небесах, на земле
       Мне шептало: люби, позабудь обо всем…
       Я не знаю, что правдою было, что сном!