Существенным для Пушкина было то, что творчество и вдохновенье Жуковский связывал воедино с другими сторонами душевной жизни, с другими лирическими темами (любовь, дружба, воспоминание и т. д.). Примером «пушкинского» стиля у Жуковского могут служить строки из стихотворения «В. А. Перовскому», напоминающие лирические отступления «Евгения Онегина»:
Здесь близкий Пушкину принцип единства душевного мира, взаимной связи и обусловленности творчества, жизни, любви. В 6-й главе романа Пушкин повторит словесный образ Жуковского: «Дай оглянусь…»
Лирический сюжет приведенных стихов близок к «Я помню чудное мгновенье…»; пробуждается (возобновляется) жизнь души: мертвое становится живым («воскресает… жизнь»); воскресает поэтическое отношение к миру («вдохновение»). Отмечу и совпадение стихов: «Любовь мелькнула предо мною» — «Передо мной явилась ты»; «возобновленною душою» — «Душе настало пробужденье»; «И мертвое мне стало живо, и снова…» — «И для меня воскресли вновь… и жизнь».
Пушкин пользовался поэтической фразеологией Жуковского там, где обращался к намеченному им кругу образов. Известно, что выражение «гений чистой красоты» идет у Пушкина от Жуковского. И дело не в самом выражении, а в том идеале, который был в нем впервые воплощен Жуковским. Здесь между Пушкиным и Жуковским нет пропасти. В. В. Виноградов справедливо пишет: «Пушкин, сливая с образом поэзии образ любимой женщины… и сохраняя большую часть, символов Жуковского, кроме религиозно-мистических, строит из этого материала оригинальное произведение… Но знание и понимание этого другого семантического плана, внешним симптомом которого является стих „Как гений чистой красоты“, помогает глубже уяснить смысл пушкинского стихотворения»[24]
.В стихотворении Жуковского «Я Музу юную, бывало…» говорится о жизненном пути, о временной утрате вдохновенья и надежде на дарование его «гением чистой красоты» — воплощением любви и поэзии. Сюжетно, интонационно, ритмически эти стихи предшествуют пушкинскому «Я помню чудное мгновенье…»:
С лирическими темами большой глубины Жуковский связал элегическую тему дружбы, разработав круг образов, имевший значение для Пушкина. Как это было с «гением чистой красоты», он слил в единый психологический комплекс темы творчества, времени, разлуки, верности, жизненных утрат и жизненного опыта. Это — основа «пушкинского» стиля многих стихотворений Жуковского.
И у Жуковского и у Пушкина дружба, духовная близость выражаются в одних и тех же словесных формулах: «тесный круг», «союз» (в «Цвете завета» — «наш союз прекрасный»). Очевидна неслучайность и других совпадений. В посвящении к «Двенадцати спящим девам»: «Не встретят их простертые к ним руки» — в «19 октября», 1825: «Он простирал из-за моря нам руки». У Жуковского в «К Батюшкову»: «О друг! служенье муз // Должно быть их достойно»; у Пушкина: «Служенье муз не терпит суеты, // Прекрасное должно быть величаво».
Но дело даже не в этих параллелях, а в стиле таких, например, стихов из «19 октября» 1825 года:
И т. д.
Разительные фразеологические совпадения (из них здесь приведены лишь единичные примеры) свидетельствуют о том, в какой мере Жуковский был предшественником Пушкина в обогащении выразительных средств поэтического языка[25]
.Пушкин, несомненно, высоко ценил символику в стихах Жуковского, хотя сам шел иными путями. Он был в восторге от стихотворения «Мотылек и цветы» и оценил именно его мистические образы, не приемля морализующий конец: «…что прелестнее строфы Жуковского:
В романтизме Пушкина, который в основном формировался как личностный, «байронический», есть и мотивы, навеянные непосредственно романтизмом Жуковского.