Стихотворения

Ван Вэй, вполне возможно, сознательно прибег к таким преувеличениям, которые могли вызвать у читателя недоверие, - ведь даже ползучие твари и те вняли проповедям Хуэйнэна! А полудикие люди, добывавшие себе пропитание охотой, выбросили "...искривленный нож и выгнутый лук, изменили присущие им недоверие и грубость, прекратили охоту и ловлю рыбы, а ядовитые насекомые и птицы осознали свою вину и [перестали пускать в ход яд]". Более того, воспринявшие учение Хуэйнэна "...отказались от рыбы и мяса и старались питаться как буддийские монахи, все они выбросили сети для ловли рыбы, одежду носили из рисовой соломы, и стали придерживаться дхармы просветления" {То есть старались жить в соответствии с монашеским уставом, предписывавшим соблюдение строгих правил и ограничений.}. Ван Вэй намеренно для членов императорского дома говорит о том, что этими благочестивыми поступками люди южных провинций "...по сути дела, помогают императору в воспитании народа", надеясь этой строкой вызвать у правителей симпатии к буддизму.

Ван Вэй указывает на заслуги Хуэйнэна в процветании учения школы чань: "Радуемся мы, что достигли наивысшей степени познания буддизма. Наставник всех просвещал, проповеди его похожи на желание поднести жемчужину". О какой жемчужине идет речь? Ван Вэй обращается к буддийской притче, отражающей буддийскую идею причинности. Притча повествует о мальчике, отец которого пришел к одному буддийскому наставнику с просьбой оказать помощь его сыну. Оказалось, что сын этого человека родился со сжатым кулачком левой руки, и вот он уже достиг юношеского возраста, а рука по-прежнему сжата в кулак. Наставник попросил привести отрока, и, когда того привели, он лишь произнес: "Дай мне это", - и юноша разжал кулак, и все присутствующие увидели в его ладони жемчужину величиной с горошину. Наставник пояснил, что в одном из прежних рождений он дал жемчужину на сохранение этому юноше, тогда послушнику, а ныне эта жемчужина возвращается к нему. Тот факт, что буддийский наставник, в отличие от простых смертных, перерождался, не утрачивая памяти о прошлых перерождениях, свидетельствует о высокой степени его совершенства. А "...простые люди, - заканчивает эту часть произведения Ван Вэй, - не понимают этой идеи причинности, и еще много у них печали о драгоценной яшме" {Имеется в виду печаль, сожаление о мирской суете.}.

Затем Ван Вэй переходит к заключительной части эпитафии, которую именует гатхой: "Люди говорят, что они знают буддийскую истину, и написание этого гимна поручили мне. В гатхе говорится..."

Гатху Ван Вэй начинает с философского рассуждения, основанного на "Алтарной сутре": "Пять инь - это есть Пустота, а шесть чэнь не существуют". Понятие "пять инь", о котором говорит Ван Вэй, включает облик, понимание, мысли, деяния, понятия (мировоззрение). Это понятие близко к другому понятию "пяти инь" (другой иероглиф), куда входят облик, желания, мысли, карма, природные умственные способности. А "шесть чэнь" - это облик, голос, запах, вкус, осязание и "фа" - дхарма, закон, хотя не совсем понятно, что за "фа" подразумевается среди остальных понятий, символизирующих мирскую пыль и суету, как это самое "фа" соотносится с грязью мирской?

Для большинства произведений Ван Вэя, как отмечалось выше, характерно противопоставление буддийских и традиционных китайских понятий.

Буддисты утверждают, продолжает Ван Вэй, что "...лотос способен закрыть собой три тысячи больших и малых миров", что он "...поддерживает ноги Будды", и этому положению Ван Вэй противопоставляет легенду из "Чжуанцзы", в которой рассказывается, как у некоего мудреца в левом боку выросла ветка ивы, причинявшая ему массу неудобств, и потому он стал рассматривать ее как рану (впоследствии "ивовая ветка" стала означать "нарыв", "чирей". - Г. Д.). Этой легендой Ван Вэй, возможно, желает показать, что в китайских положениях немало вымыслов.

Далее Ван Вэй рассуждает о таких понятиях, как тело и сознание, от которых, как утверждают буддийские наставники, следует отказаться. "Если отбросить тело и сознание, кому же тогда [предназначается] счастье и несчастье?", - говорит Ван Вэй. Эту строку следует рассматривать как полемический выпад в адрес буддийских положений о "теле и сознании", о "счастье и несчастье". Ведь если отказаться от тела и сознания, что проку тогда толковать о счастье и несчастье? Следующая строка также полемична: "Когда исчезает мысль, отбрасывается и бытие, где же тогда можно опереться на Пустоту? Если не касаться трех миров, значит, тщетно трудятся восемь фэн?" {Восемь так называемых "земных условий", куда входят четыре пары противопоставлений: обретение - потеря, удача - неудача, похвала порицание, счастье - страдание.} "И в этом заключается наша "острота ума"!" - завершает Ван Вэй.