Стихотворения

– Но ведь вам во второй половине восьмидесятых удалось вновь изменить лицо журнала, совершить резкий поворот, после чего на его страницах появились В. Аксенов, В. Войнович, Ф. Горенштейн, А. Мень, А. Синявский, Л. Разгон, другие «непечатные» авторы. Вторглись на страницы поэты и прозаики «новой волны». Причем еще существовала цензура, и каждая вещь пробивалась с огромным трудом. Но тогда же вам достало сил перевести стрелку. А теперь что? Как в вашем же стихотворении —

Всё кончено…
Жизнь на исходе.
И, кажется, это всерьез.
Как будто я старый заводик.
И надо заводик на снос.

– К перелому второй половины восьмидесятых я был все-таки готов. Нет, мне тоже приходилось себя ломать, но эта ломка мне нравилась. Она была для меня естественной, как естественно желание обновляться, чтобы жить. Потому и сегодня я вижу спасение журнала в обновлении, омоложении. К сожалению, меня не поняли. И это меня страшно огорчило. Подобное непонимание или нежелание понять я отношу вовсе не на счет взаимоотношений между сотрудниками. Это было бы еще полбеды. Беда в том, что журнал не воспринимается как единый живой организм, болеющий всеми болезнями своего времени. И самая главная из них – болезнь перехода из одного времени в другое. Это всегда тяжело, как скажем, человеку, перелетающему из одного временного пояса в другой.

– А может, вы просто бросили тонущий корабль?

– Если говорить о материальной стороне дела, то корабль вовсе не тонущий. Нам удалось собрать вполне приличную по нынешним временам подписку и добыть достаточное количество миллионов рублей, чтобы не утонуть. Так что по инерции журнал еще будет выходить. Только вот что делать, когда инерционное движение закончится? И вообще мне кажется, что многие ссоры и неурядицы, которые прокатились волной по Союзу писателей и по коллективам многих редакций, из-за того, что люди живут как под наркотическим воздействием, как во сне, не обдумывая своих поступков, не умея заглянуть хоть на несколько месяцев вперед, видя перед собой только сиюминутный интерес. А в результате – тотальное разрушение всего, что могло бы еще жить.

– Это, наверное, можно понять. Люди были опьянены свободой. А теперь наступило похмелье.

– Но это же свобода разрушения! Многие восприняли свободу на уровне инстинкта.

– То есть вы хотите сказать, что, сами того не подозревая, они элементарно не были готовы к ней.

– Просто было завышенное представление о себе, которое, как выяснилось, не совпадает с их реальной ценностью.

Но признаться в этом трудно, вот и спешат утвердиться несмотря ни на что, переступая и через людей, и через здравый смысл. Повторяется история, помните, после семнадцатого года, когда вновь пришедшие к власти люди решили, что они боги, что они всё могут, и дружно начали строить мост в никуда. Да еще и некачественный. Причем многие из тех, о ком я говорю, достаточно крепкие профессионалы и были хороши как исполнители.

– А сегодня колеса решили пересесть за руль?

– Я никого не хочу унизить, но для того чтобы сегодня играть первые роли, необходимо быть подлинными лидерами, личностями. Без этого лучше не брать на себя ответственность, потому что и сам пропадаешь, и других погубишь. В последнее время ситуацию в нашей стране любят сравнивать с той, когда Моисей выводил иудеев из Египта. Да, сейчас мы тоже идем через пустыню. Через пустыню театральных залов и библиотек, через пустыню карманов работяг, через пустыню человеческих душ. Только вот с Моисеем у нас плоховато.

Как трудно быть самим собой
В Отечестве, где все играли,
Где, если шли куда – толпой…