Мы с товарищем бродим по Невской Дубровке,Два довольно-таки пожилые хрыча,Будто мы разломили на круг поллитровку,Мы с товарищем плачем и солдатские песни поем…Вот он, берег Невы сорок первого года.Двадцать лет поднималась и жухла трава,Шли дожди и снега, лишь одна оставалась пехота, —Та, что в берег вцепилась, от дивизии ротаВ сорок первом году, ни жива, ни мертва.Вспоминает полковник лейтенантское звание,Вспоминает о Женьке, санитарке глазастой, —Как она полоскала рубашку свою и рвала, как ромашку, для раненых, —И смеется, как будто бы вспомнил о счастье.А в траве земляника пылает на брустверах,И солдаты лежат между ржавыми минами,И, наверное, Женька — красавица русая —Пулеметом порубана, где-то рядышком, милая.Вспоминает полковник, а земля исковеркана,Двадцать лет ничего на земле не разгладили,Да и мы — как земля, — наша память, наверное,Будет тоже, как эта земля, вечно в ссадинах.На шоссе ждет машина нас, зря надрывается.От воронки к воронке над траншеями медленноВ бой на Невской Дубровке от земли отрываютсяПять солдат с лейтенантом, из роты последние,Ничего нет вокруг, но велением памятиМины рвут тишину, лейтенант чертыхается,И солдаты встают… Воздвигается памятью памятник,Там, где нету его, но стоять ему там полагается.А вокруг — мирный луг, а вокруг — жизнь нормальная.По Неве к Валааму плывет теплоход, полон песнями.Но сердца, словно компасов стрелки над аномалией,Бьют о ребра вовсю, будто тесно им, тесно им.А водителю Вите лет двадцать, не более,Столько, сколько нам в армии было когда-то.Он включил себе радио, не идет с нами в поле,Наши слезы и песни ему не понятны.Чт'o ему это поле, — как нам Куликово, не боле!..Хлещет радио джазами над погостом в костях и металле.Мы с товарищем, с нашею славою, с болями,Эпопеей для Витьки, историей стали.Только мы не история, мы в нее не годимся, —В нас ликуют и плачут железные годы,И живут там солдаты, и хрипят: «Не сдадимся!».Делят хлеб и патроны у бездонного брода.Делят хлеб и патроны, разгружают понтоны.Нам бы надо обидеться на курносого Витю,Но у жизни есть горя и счастья законы,Наше — нам, юность — юным, и мы не в обиде.И зачем ему, Витьке, за нас нашей памятью мучиться.Ах, зачем, все равно у него не получится.Свищут птицы, горит земляника на брустверах,Полон Витька к истории благодарности и уважения.Он глядит на шоссе и на девочек в брючках, без усталиМчащих велосипеды вдоль древнего поля сражения.