Стихотворения

Как вдруг затоскую по снегу,
по снежному свету,
по полю,
по первому хрупкому следу,
по бегу
раздольных дорог, пересыпанных солью.

Туда,

где стоят в середине зари
дома,
где дыханье становится паром,
где зима,
где округа пушистым и розовым шаром
тихо светится изнутри.

Где пасутся в метелице

белые кони-березы,
где сосны позванивают медные
и крутятся, крутятся медленные
снежные мельницы,
поскрипывая на морозе.

Там дым коромыслом

и бабы идут с коромыслами
к проруби.
Живут не по числам —
с просторными мыслями,
одеты в тулупы, как в теплые коробы.

А к вечеру – ветер. И снежные стружки,

как из-под рубанка,
летят из-под полоза.
Эх, пить бы мне зиму
из глиняной кружки,
как молоко, принесенное с холода!

Не всем же в столице!

Не всем же молиться
на улицы, на магазины,
на праздничные базары…
Уехать куда-нибудь,
завалиться
на целую зиму
в белый городишко, белый и старый.

Там ведь тоже живут,

тоже думают,
пока ветры дуют,
по коже шоркая мерзлым рукавом,
там ведь тоже радуются и негодуют,
тоже о любви заводят разговор.

Там ведь тоже с войны не приехали…

А уже ночь – колючая, зимняя,
поздняя.
Окликается эхами.
Ночь, как елка, – почти что синяя,
с голубыми свечками-звездами.

Как вдруг затоскую по снегу, по свету,

по первому следу,
по хрупкому, узкому.
Наверное нужно поэту
однажды уехать. Уеду
в какую-то область – в Рязанскую, в Тульскую.

На дальний разъезд привезет меня поезд.

Закроется паром,
как дверь из предбанника.
Потопает, свистнет, в сугробах по пояс
уйдет,
оставляя случайного странника.

И конюх, случившийся мне на счастье,

из конторы почтовой
спросит, соломы под ноги подкатывая:
– А вы по какой, извиняюсь, части?
– А к нам по что вы?
– Глушь здесь у нас сохатая…

И впрямь – сохатая.

В отдаленье
голубые деревья рога поднимают оленьи,
кусты в серебряном оледененьи.
Хаты покуривают. А за хатами —
снега да снега – песцовою тенью.

– Да я не по части…

– А так, на счастье…
Мороз поскрипывает, как свежий ремень,
иней на ресницах,
ветерок посвистывает —

едем, едем. Не видно деревень,

только поле чистое.

И вдруг открывается: дым коромыслом,

и бабы идут с коромыслами
к проруби
по снегу, что выстлан
дорогами чистыми,
одеты в тулупы, как в теплые коробы.

Приеду! Приеду! Заснежен, завьюжен,

со смехом в зубах,
отряхнусь перед праздничной хатой.
Приеду!
Ведь там я наверное нужен,
в этой глуши, голубой и сохатой.

1947

Марине Цветаевой

1