Стихотворения

Он все дальше и дальше.

Поднимаюсь на остров,

Взглядом дали пронзаю:

Я хочу успокоить

Неутешное сердце.

Но я плачу - земля здесь

Дышит счастьем и миром,

Но скорблю я - здесь в людях

Живы предков заветы.

Предо мною стихия

Без конца и без краю,

Юг подернут туманом -

Мне и там нет приюта.

Кто бы знал, что дворец твой

Ляжет грудой развалин,

Что Ворота Востока

Обратятся в руины!

Нет веселья на сердце

Так давно и так долго,

И печаль за печалью

Вереницей приходят.

Ах, дорога до Ина

Далека и опасна:

Цзян и Ся протянулись

Между домом и мною.

Нет, не хочется верить,

Что ушел я из дома,

Девять лет миновало,

Как томлюсь на чужбине.

Я печалюсь и знаю,

Что печаль безысходна.

Так, теряя надежду,

Я ношу мое горе.

Государевой ласки

Ждут умильные лица.

Должен честный в бессилье

Отступить перед ними.

Я без лести был предан,

Я стремился к вам ближе,

Встала черная зависть

И дороги закрыла.

Слава Яо и Шуня,

Их высоких деяний,

Из глубин поколений

Поднимается к небу.

Своры жалких людишек

Беспокойная зависть

Даже праведных этих

Клеветой загрязнила.

Вам противно раздумье

Тех, кто искренне служит,

Вам милее поспешность

Угождающих лестью.

К вам бегут эти люди -

Что ни день, то их больше,

Только честный не с вами -

Он уходит все дальше.

Я свой взор обращаю

На восток и на запад,

Ну когда же смогу я

Снова в дом мой вернуться!

Прилетают и птицы

В свои гнезда обратно,

И лиса умирает

Головою к кургану.

Без вины осужденный,

Я скитаюсь в изгнанье,

И ни днем и ни ночью

Не забыть мне об этом!

Переводы А. И. Балина

Переводы А. И. Балина воспроизводятся по изданию: Китайская литература. Хрестоматия / Древность. Средневековье Новое время. М.: Учпедгиз, 1959.- Прим. ред.

ЗЛОЙ ВИХРЬ

Мне скорбно, что вихрь жестокий злобно качает

травы,

В сердце моем печальном не заживает рана.

Малая капля яду приносит смерть человеку,

Только дохнет осень - и облетают листья.

Мысли мои постоянно обращены к Пэн Сяню, -

Мне ли забыть заветы высоких его стремлений?

Можно ли скрыть от мира чувств своих перемены?

Может ли долго длиться время лжи и обмана?

Уже, собираясь в стаи, птицы кричат и звери,

Уже аромат теряют травы, цветы и листья.

Рыбы блестят на солнце яркою чешуею,

А водяные драконы скрывают свое сиянье.

Чай не растет на поле вместе с чертополохом,

Ирисы и орхидеи отдельно благоухают.

Только мудрые люди держатся друг за друга,

И слава их, безусловно, переживает столетья.

Когда я пытаюсь представить величие наших

предков,

Они мне кажутся в небе плывущими облаками.

Если я вижу, что где-то мудрые ошибались,

Тогда я, стихи слагая, пытаюсь сказать об этом.

Мысли мои неизменно с древними мудрецами,

Которые, наслаждаясь, срывали душистый перец.

И я грущу поневоле, и тяжело вздыхаю,

И, вдалеке от мира, все время о нем тревожусь.

Холодные слезы льются из глаз моих утомленных,

Одолевают думы, и я не сплю до рассвета.

И вот уже ночь уходит, казавшаяся бесконечной,

Стараюсь забыть о грусти и все же не забываю.

И я покидаю ложе и выхожу из дома.

Брожу и брожу бесцельно, наедине с собою.

И, покоряясь горю, опять тяжело вздыхаю,

Гнев разрывает грудь мне, но вырваться он

не может.

Узел печали жгучей крепко в душе завязан,

Тяжесть тоски и горя спину мою сгибает.

Отламываю ветку, чтоб заслониться от солнца,

Вихрь меня гонит дальше, и я повинуюсь вихрю.

От прежних времен остались только смутные тени,

Иду, а душа клокочет, словно котел кипящий.

Гляжу на свою одежду, яшмовые подвески,

И ухожу все дальше, почти лишенный сознанья.

Тянется год за годом медленной чередою

И постепенно возводят к старости и кончине.

Высох цветок душистый, стебель его обломан,

Нет и не будет больше тонкого аромата.

Мне от печальных мыслей вовеки не излечиться,

Знаю: меча сильнее злой клеветы обида.

Лучше уж мертвым телом плыть по волнам

холодным,

Чем испытать при жизни горечи безысходность.

Сироты вечно стонут и проливают слезы,

Изгнанный сын уходит и не вернется к дому.

Те, кто скорбят в печали и лишены опоры,

Будут всегда стремиться следовать за Пэн Сянем.

Я на скалу подымаюсь, вдаль устремляю взоры,

Извилистая дорога - скрывается где-то в скалах.

В угрюмой стою пустыне безмолвием окруженный,

Хочу ни о чем не думать, но думаю поневоле.

Печаль меня охватила, нет радости и в помине,

Живу - и от лютой скорби не в силах освободиться.

Дух мой зажат в оковы - не вырвется он на волю,

Связано мое сердце - никто его не развяжет.

Мир, окутанный мглою, кажется бесконечным,

В густой пелене скрываясь, он цвета лишен и

формы.

Если заглушены звуки, разве ты их не услышишь?

Жизнь, убитая скорбью, может ли продолжаться?

Дальнюю даль вовеки нам не дано измерить,

Как не дано связать нам расплывчатые туманы.

Скорбь, угнетая душу, становится постоянной,

И только воспрянув духом, можно ее рассеять.

Мне хочется прыгнуть в волны, прыгнуть и плыть

по ветру

И посетить жилище, оставленное Пэн Сянем.

Стою у самого края скалы, за которой пропасть,

И кажется мне: сижу я на радуге семицветной.

Гляжу, охватить желая великий покой простора.

Легким прикосновеньем глажу синее небо,

Вдыхаю росы прозрачной сладкие испаренья,

Медленными глотками пью серебристый иней.

Я отдыхаю в скалах, где феникс гнездо построил,

И, вздрагивая внезапно, кричу я и просыпаюсь.