Стихотворения

Поведает тайны лесов,

Весенней напоит сытою,

Научит по окликам сов

Найти задремавшую Хлою.

ДАФНИС ПОДСЛУШИВАЕТ СОВ

IV

Из ночного рукава

Вылетает лунь-сова.

Глазом пламенным лучит

Клювом каменным стучит:

"Совы! Совы! Спит ли бор?"

"Спит!" - кричит совиный хор.

"Травы все ли полегли?"

"Нет, к ручью цвести ушли!"

"Нет ли следа у воды?"

"Человечьи там следы".

По траве, над зыбью вод,

Все ведут под темный свод.

Там в пещере - бирюза

Дремлют девичьи глаза.

Это дева видит сны,

Хлоя дева, дочь весны.

"Совы! - крикнула сова.

Наши слушают слова!"

Совы взмыли. В темноте

Дафнис крадется к воде.

Хлоя, Хлоя, пробудись,

Блекнут звезды, глубже высь.

Хлоя, Хлоя, жди беды,

Вижу я твои следы!

УТРО

V

Слышен топот над водой

Единорога;

Встречен утренней звездой,

Заржал он строго.

Конь спешит, уздцы туги,

Он машет гривой;

Утро кличет: ночь! беги,

Горяч мой сивый!

Рогом конь леса зажжет,

Гудят дубравы,

Ветер буйных птиц впряжет,

И встанут травы;

Конь вздыбит и ввысь помчит

Крутым излогом,

Пламя белое лучит

В лазури рогом...

День из тьмы глухой восстал,

Свой венец вознес высоко,

Стали остры гребни скал,

Стала сизою осока.

Дважды эхо вдалеке:

"Дафнис! Дафнис!" - повторило;

След стопа в сыром песке,

Улетая, позабыла...

Стан откинувши тугой,

Снова дикий, снова смелый,

В чащу с девушкой нагой

Мчится отрок загорелый.

ФАВН

I

Редеет красный лист осины.

И небо синее. Вдали,

За просеками крик гусиный,

И белый облак у земли.

А там, где спелую орешню

Подмыла сонная река,

Чья осторожно и неспешно

Кусты раздвинула рука?

И взор глубокий и зеленый

В тоске окинул окоем,

Как бы покинутый влюбленный

Глядится в темный водоем.

II

В закате ясен свет звезды,

И одинокий куст черники

Роняет спелые плоды...

А он бредет к опушке, дикий

И тихо в дудочку играет,

Его нестойкая нога

На травы желтые ступает...

А воды алые в луга

Устало осень проливает...

И далеко последний свист

Несут печальные закаты.

А на шерсти его, измятый,

Прилип полузавядший лист.

КОТ

Гладя голову мою,

Говорила мать:

"Должен ты сестру свою,

Мальчик, отыскать.

На груди у ней коралл,

Красный и сухой;

Черный кот ее украл

Осенью глухой".

Мать в окно глядит; слеза

Падает; молчим;

С поля тянутся воза,

И доносит дым...

Ходит, ходит черный кот,

Ночью у ворот.

Многие прошли года,

Но светлы мечты;

Выплывают города,

Солнцем залиты.

Помню тихий сон аллей,

В час, как дремлет Лель.

Шум кареты и коней,

И рука не мне ль

Белый бросила цветок?

(Он теперь истлел...)

Долго розовый песок

Вдалеке хрустел.

В узких улицах тону,

Где уныла глушь;

Кто измерил глубину

Сиротливых душ!

Встречи, словно звоны струй,

Полнят мой фиал;

Но не сестрин поцелуй

Я всегда встречал.

Где же ты, моя сестра?

Сдержан ли обет?

Знаю, знаю - дать пора

В сумерки ответ.

За окном мой сад затих,

Долог скрип ворот...

А у ног уснул моих

Старый черный кот.

КУЗНИЦА

Часто узким переулком

Проходил я темный дом,

В дверь смотрю на ржавый лом,

Остановлен звоном гулким,

Едким дымом,

алой сталью

и теплом...

Крепко схватит сталь клещами

Алым залитый кузнец,

Сыплет палью, жжет конец...

Млатобойцы молотами

Бьют и, ухнув,

бьют и, ухнув,

гнут крестец...

Тяжко дышат груди горна...

Искры, уголья кипят,

Гнется плавленый булат...

И по стали все проворней

Молоточки,

молоточки

говорят...

КОММЕНТАРИИ:

СТИХОТВОРЕНИЯ

Вспоминая о своих первых шагах в литературе, А. Н. Толстой писал: "Нет искусства, которое не было бы частицей твоей жизни" (ПСС, 13, с. 538). Ранние художественные опыты писателя в наиболее ценной части отмечены впечатлениями детских и отроческих лет Знакомство будущего писателя с фольклором в заволжском степном хуторе, а позднее - специальное изучение сказок и песен перекрыло в ранних книгах писателя действие всех других творческих факторов. В зрелые годы значение народа и народного творчества Толстой сформулировал в виде общего положения: "...в родстве с народом и близости к народу художник черпает свою силу, свое вдохновение" (ПСС, 13, с. 540). Говоря о себе, писатель заметил: "Я думаю, если бы я родился в городе, а не в деревне, не знал бы с детства тысячи вещей, - эту зимнюю вьюгу в степях, в заброшенных деревнях, святки, избы, гаданья, сказки, лучину, овины, которые особым образом пахнут, я, наверное, не мог бы так описать старую Москву" (ПСС, 13, с. 414). Толстой имел в виду описание Москвы в "Петре Первом", но мог бы отнести эти слова и ко всем тем произведениям, которые требовали соответствующего знания русского фольклора.

Когда известный литературовед и театральный критик С. Н. Дурылин в 1943 году неосторожно заметил, что, обратившись к темам заволжских рассказов и повестей, Толстой "отрекся" от предшествующего творчества (журн. "Октябрь", 1943, No 4 - 5, с. 114), писатель сразу возразил и назвал фольклорную книгу "За синими реками" своим дебютом в литературе: "От нее я не отказываюсь и по сей день. "За синими реками" - это результат моего первого знакомства с русским фольклором, русским народным творчеством" (ПСС, 1, с. 84).