Читаем Стихотворения полностью

И зачем же тогда в этом городе мы,

Сочинители странных поэм?


А великое слово «зачем» — как пароль,

Произнесённый в долгих ночах.

И безумствую я, как влюблённый король,

По бессоннице и при свечах.


1977


РЕЦЕНЗИЯ


Всё есть в стихах — и вкус, и слово,

И чувства верная основа,


И стиль, и смысл, и ход, и троп,

И мысль изложена не в лоб.


Всё есть в стихах — и то и это,

Но только нет судьбы поэта,


Судьбы, которой обречён,

За что поэтом наречён.


1977


«Нам остаётся жить надеждой и любовью…»


Нам остаётся жить надеждой и любовью,

Не заносясь, не горячась,

И не прислушиваться к суесловью

Радеющих о нас.


Мы будем жить пустой надеждой,

рады

Глотку любви и доброты,

И слушать о себе издёвку злобной правды,

Которая ужасней клеветы.


1977


«Я смерть свою забуду…»


Я смерть свою забуду

Всего лишь оттого,

Что состояться чуду

Не стоит ничего.

Вот что-то в этом роде:

Муаровый скворец,

Поющий на природе

Гармонию сердец.

О малое созданье!

Зато он превзошёл

Величье подражанья

И слабость новых школ.

Пускай поёт похоже

На каждого скворца,

Ведь все созданье божье

Похоже на творца.


1977


ПЯРНУСКИЕ ЭЛЕГИИ

Г. М.


I


Когда-нибудь и мы расскажем,

Как мы живём иным пейзажем,

Где море озаряет нас,

Где пишет на песке, как гений,

Волна следы своих волнений

И вдруг стирает, осердясь.


II


Красота пустынной рощи

И ноябрьский слабый свет —

Ничего на свете проще

И мучительнее нет.


Так недвижны, углублённы

Среди этой немоты

Сосен грубые колонны,

Вязов нежные персты.


Но под ветром встрепенётся

Нетекучая вода…

Скоро время распадётся

На «сейчас» и «никогда».


III


Круг любви распался вдруг.

День какой-то полупьяный.

У рябины окаянной

Покраснели кисти рук.


Не маши мне, не маши,

Окаянная рябина,

Мне на свете всё едино,

Коль распался круг души.


IV


И жалко всех и вся. И жалко

Закушенного полушалка,

Когда одна, вдоль дюн, бегом —

Душа — несчастная гречанка…

А перед ней взлетает чайка.

И больше никого кругом.


V


Здесь великие сны не снятся,

А в ночном сознанье теснятся

Лица полузабытых людей —

Прежних ненавистей и любвей.

Но томителен сон про обманы,

Он болит, как старые раны,

От него проснуться нельзя.

А проснёшься — ещё больнее,

Словно слышал зов Лорелеи

И навек распалась стезя.


VI


Деревья прянули от моря,

Как я хочу бежать от горя —

Хочу бежать, но не могу,

Ведь корни держат на бегу.


VII


Когда замрут на зиму

Растения в садах,

То невообразимо,

Что превратишься в прах.


Ведь можно жить при снеге,

При холоде зимы,

Как голые побеги,

Лишь замираем мы.


И очень долго снится —

Не годы, а века —

Морозная ресница

И юная щека.


VIII


Как эти дали хороши!

Залива снежная излука.

Какая холодность души

К тому, что не любовь и мука!


О как я мог так низко пасть,

Чтобы забыть о милосердье!..

Какое равнодушье к смерти

И утомительная страсть!


IX


Любить не умею,

Любить не желаю.

Я глохну, немею

И зренье теряю.

И жизнью своею

Уже не играю.

Любить не умею —

И я умираю.


X


Пройти вдоль нашего квартала,

Где из тяжёлого металла

Излиты снежные кусты,

Как при рождественском гаданье.

Зачем печаль? Зачем страданье,

Когда так много красоты?


Но внешний мир — он так же хрупок,

Как мир души. И стоит лишь

Невольный совершить проступок:

Задел — и ветку оголишь.


XI


В Пярну лёгкие снега.

Так свободно и счастливо!

Ни одна ещё нога

Не ступала вдоль залива.


Быстрый лыжник пробежит

Синей вспышкою мгновенной.

А у моря снег лежит

Свежим берегом вселенной.


XII


Когда тайком колдует плоть,

Поэзия — служанка праха.

Не может стих перебороть

Тщеславья, зависти и страха.


Но чистой высоты ума

Достичь нам тоже невозможно.

И всё тревожит. Всё тревожно.

Дождь. Ветер. Запах моря. Тьма.


XIII


Утраченное мне дороже,

Чем обретённое. Оно

Так безмятежно, так погоже,

Но прожитому не равно.

Хотел мне дать забвенье, боже,

И дал мне чувство рубежа

Преодолённого. Но всё же

Томится и болит душа.


XIV


Вдруг март на берегу залива.

Стал постепенно таять снег.

И то, что было несчастливо,

Приобрело иной разбег.


О этот месяц непогожий!

О эти сумрачные дни!

Я в ожидании… О боже,

Спаси меня и сохрани…


XV


Расположенье на листе

Печальной строчки стихотворной.

И слёзы на твоём лице,

Как на иконе чудотворной.


И не умею передать

То, что со мною происходит:

Вдруг горний свет в меня нисходит,

Вдруг покидает благодать.


XVI


Чёт или нечет?

Вьюга ночная.

Музыка лечит.

Шуберт. Восьмая.


Правда ль, нелепый

Маленький Шуберт —

Музыка — лекарь?

Музыка губит.


Снежная скатерть.

Мука без края.

Музыка насмерть.

Вьюга ночная.


1976–1978


«Что за радость! Звуки шторма…»


Что за радость! Звуки шторма

Возле самого окна.

Ночь безумна и просторна,

Непонятна и черна.


Море — тыща колоколен,

Ветер — пуще топора

И готов валить под корень

Вековые тополя.


Что за радость! Непогоды!

Жизнь на грани дня и тьмы,

Где-то около природы,

Где-то около судьбы.


1978


«Тот же вялый балтийский рассвет…»


Тот же вялый балтийский рассвет.

Тяжело размыкание век.

Тяжело замерзание рек.

Наконец, наконец выпал снег.

Я по снегу уже доберусь

Из приморского края на Русь,

Где морозы звончей и синей.

И опять, может быть, научусь

Не бояться свободы своей.


1978


СРЕДЬ ШУМНОГО БАЛА


Когда среди шумного бала

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия