Стихотворения

Двухэтажных улиц.

В них нет ропота листьев,

Посвиста заборных прогалов,

Шёпота слуховых окон,

Гуда печных труб.

Они дуют ровно и сильно

И кажутся гулом вселенной,

Особенно ночью.

1974

«Город ночью прост и вечен…»

Город ночью прост и вечен.

Светит трепетный неон.

Где-то над Замоскворечьем

Низкий месяц наклонён.

Где-то новые районы,

Непочатые снега.

Там лишь месяц наклонённый

И не видно ни следа,

Ни прохожих. Спит столица,

В снег уткнувшись головой,

Окольцована, как птица,

Автострадой кольцевой.

1974

СТИХИ О ДЕЛЬВИГЕ

I

Дельвиг… Лень… Младая дева…

Утро… Слабая метель…

Выплывает из напева

Детской ёлки канитель.

Засыпай, окутан ленью.

В окнах — снега белизна.

Для труда и размышленья

Старость грубая нужна.

И к чему, на самом деле,

Нам тревожить ход времён!

Белокурые метели…

Дельвиг… Дева… Сладкий сон…

II

Две жизни не прожить.

А эту, что дана,

Не всё равно — тянуть

длиннее иль короче?

Закуривай табак,

налей себе вина,

Поверь бессоннице

и сочиняй полночи.

Нет-нет, не зря

хранится идеал,

Принадлежащий поколенью!..

О Дельвиг,

ты достиг такого ленью,

Чего трудом

не каждый достигал!

И в этом, может быть,

итог

Почти пол века,

нами прожитóго, —

Промолвить Дельвигу

доверенное слово

И завязать шейной платок.

1974

«Выйти из дому при ветре…»

Выйти из дому при ветре.

По непогоду выйти.

Тучи и рощи рассветны

Перед началом событий.

Холодно. Вольно. Бесстрашно.

Ветрено. Холодно. Вольно.

Льётся рассветное брашно.

Я отстрадал — и довольно!

Выйти из дому при ветре

И поклониться отчизне.

Надо готовиться к смерти

Так, как готовятся к жизни…

1974

«Не оставляйте письма…»

Не оставляйте письма

Для будущих веков.

Ужасно любопытство

Дотошных знатоков!

И что они узнают,

И что они поймут,

Когда они не знают,

Как на земле живут!

Они как бы заслоном

Отделены от глаз,

И всё равно за словом

Не угадают нас.

Пусть весело сгорает

В печи досужий труд,

Пусть вьюги заиграют

И пепел унесут…

1974

СТАРИК

П. А.

Удобная, тёплая шкура — старик.

А что там внутри, в старике?

Вояка, лукавец, болтун, озорник

Запрятан в его парике.

В кругу молодых, под улыбку юнца,

Дурачится дьявол хромой.

А то и задремлет, хлебнувши винца,

А то и уедет домой.

Там, старческой страсти скрывая накал,

Он пишет последний дневник.

И часто вина подливает в бокал —

Вояка, мудрец, озорник.

1974

«Не торопи пережитóго…»

Не торопи пережитóго,

Утаивай его от глаз.

Для посторонних глухо слово

И утомителен рассказ.

А ежели назреет очень

И сдерживаться тяжело,

Скажи, как будто между прочим

И не с тобой произошло.

А ночью слушай — дождь лопочет

Под водосточною трубой,

И, как безумная, хохочет

И плачет память над тобой.

1974

«А слово — не орудье мести!..»

А слово — не орудье мести! Нет!

И, может, даже не бальзам на раны.

Оно подтачивает корень драмы,

Разоблачает скрытый в ней сюжет.

Сюжет не тот, чьи нити в монологе,

Который знойно сотрясает зал.

А слово то, которое в итоге

Суфлёр забыл и ты не подсказал.

1975

«Упущенных побед немало…»

Упущенных побед немало,

Одержанных побед немного,

Но если можно бы сначала

Жизнь эту вымолить у бога,

Хотелось бы, чтоб было снова

Упущенных побед немало,

Одержанных побед немного.

1975

«И ветра вольный горн…»

В. Б.

И ветра вольный горн,

И речь вечерних волн,

И месяца свеченье,

Как только стали в стих,

Приобрели значенье.

А так — кто ведал их!

И смутный мой рассказ,

И весть о нас двоих,

И верное реченье,

Как только станут в стих,

Приобретут значенье.

А так — кто б знал о нас!

1975

«Не увижу уже красногорских лесов…»

Не увижу уже красногорских лесов,

Разве только случайно.

И знакомой кукушки, её ежедневных часов

Не услышу звучанья.

Потянуло меня на балтийский прибой,

Ближе к хладному морю.

Я уже не владею своею судьбой

И с чужою не спорю.

Это бледное море, куда так влекло россиян,

Я его принимаю.

Я приехал туда, где шумит океан,

И под шум засыпаю.

1975

ЧЕРНОВИКИ

Два года я писал в одну тетрадь.

Всю исчёркал. И стал её листать.

И разбирать с трудом. А толку мало.

Какие-то наброски и начала,

Зачёркнутые густо три строки.

Всё недописано. Черновики.

Души моей небрежной черновик!

Невыполненных замыслов наброски.

Незавершённых чувств моих язык,

Угаснувших волнений отголоски!

Зачатки мыслей!

Слово — и пробел.

А тут-то надо было мучить перья!

Но нет, не мог! Не сделал. Оробел…

Зачёркнуто… А вот белей, чем мел,

Свободная страница. Полстраницы.

Неточность. Рядом — беглые зарницы —

Гроза без грома —

вечный мой удел…

1975

СТАРЫЙ ДОН-ЖУАН

Убогая комната в трактире.

Дон-Жуан. Чума! Холера!

Треск, гитара-мандолина!

Каталина!

Каталина

(Входит.) Что вам, кабальеро?

Дон-Жуан. Не знает — что мне!

Подойди, чума, холера!

Раз на дню о хвором вспомни.

Погляди, как он страдает!

Дай мне руку!

Каталина

Ну вас, старый кабальеро.

(Каталина убегает.)

Дон-Жуан. Постой!.. Сбежала,

Внучка Евы, род злодейский,

Чтобы юного нахала

Ублажать в углу лакейской!

Где мой блеск, где бал насущный