Читаем Стихотворения полностью

Эту траву я примяла с утраИ полила этот тонкий росточек.Этот листок мне попался вчера,Несколько старых, зачеркнутых строчек.В доме все окна распахнуты в сад,Там я когда-то с тобою ходила.С вишни, которую я разбудила,Запахов сладких пролился каскад.Утром босая иду на крыльцоИ умываюсь холодной водою,В черном ведре отразится лицо,В меру уставшее, немолодое.В каждом мгновении дней бытияМы отпечатаны малою точкой.Ты возразил бы, что это не я.И подтвердил это собственной строчкой.Но это я, ты такую не знал,По вечерам не встречал на дороге,Не обнимал, не любил и не ждал —Смуглые скулы и крепкие ноги.Эту дорогу топчу много лет,В этой земле ковыряюсь до пота,Здесь, посмотри, я оставила след:Радость, и боль, и блаженство полета.Если лететь до самого дна(В смысле лететь ничто не мешает),Зеркала темная сторонаТо забирает, что отражаетЗеркала светлая сторона.Это же я, притащилась пешкомС хлебом в авоське и молоком.Солнце, в глазах отражаясь, играет,В зеркале тёмном твоём замирает…Только всё это уже о другом.

2010

Науменко Виталий. Косноязычие стихи

«Мы посеяны скопом, а вышло расти где придётся…»

Мы посеяны скопом, а вышло расти где придётся.Отыскать посложнее, чем бросить, задуть, потерять.Но в движенье любом эта жилка мерцает и бьётся —Бывшей жизни, погасшей, на веру прижитой опять.Занавеска гуляет, и море гуляет с наскока,Там, где память оглохла, — другой начинается звук.Или просто прибой, и ни вздоха тебе, ни упрёка.Только дамы в панамах и песня про солнечный круг.

«Я тогда — так начинается проза…»

Я тогда — так начинается проза —Сторожил больницу, морг, поликлинику и гаражи.Девочка называла меня Серёжей.Принимала за папу, а я не был папой ей.Профуры с инфекционного кричали:«Ещё раз будешь с ней по больничному корпусугулять, всё расскажем директору, твою мать».А я всего-то с односложной девочкой гулял,Чертившей и царапавшей на обояхИ в журнале с записями посещений.Хорошо Серёже, хотя он гад,Безымянной дочке, бездомной маме,Значит, время пишет нас наугадКаракулями, никакими не вензелями.…………………………………А когда уже будет нечего рассказывать,не станет директора, меня, Серёжи,профуры с инфекции дожуют свои пряники,заржавеют в гаражах КамАЗы,кто подойдёт, чтобы взять нас на руки?

«Слово последнее…»

Слово последнее —Чтобы кружить и шлёпать,Разрешать себе вольности,То есть клепать и лапать…Может, и так,А вернее всего оноБудет один лишь шёпот.Кто его там услышит, приметитИсподтишка?Есть бормотание, тень, сон попутчика,Стрёкот —Феня кузнечика…Но, разогнувшись, травинка ему ответит.

ЛЕНА

Перейти на страницу:

Все книги серии журнал "Новый мир" №7. 2012

Рассказы
Рассказы

Валерий Буланников. Традиция старинного русского рассказа в сегодняшнем ее изводе — рассказ про душевное (и — духовное) смятение, пережитое насельниками современного небольшого монастыря («Скрепка»); и рассказ про сына, навещающего мать в доме для престарелых, доме достаточно специфическом, в котором матери вроде как хорошо, и ей, действительно, там комфортно; а также про то, от чего, на самом деле, умирают старики («ПНИ»).Виталий Сероклинов. Рассказы про грань между «нормой» и патологией в жизни человека и жизни социума — про пожилого астронома, человеческая естественность поведения которого вызывает агрессию общества; про заботу матери о дочке, о попытках ее приучить девочку, а потом и молодую женщину к правильной, гарантирующей успех и счастье жизни; про человека, нашедшего для себя точку жизненной опоры вне этой жизни и т. д.Виталий Щигельский. «Далеко не каждому дано высшее право постичь себя. Часто человек проживает жизнь не собой, а случайной комбинацией персонифицированных понятий и штампов. Каждый раз, перечитывая некролог какого-нибудь общественно полезного Ивана Ивановича и не находя в нем ничего, кроме постного набора общепринятых слов, задаешься справедливым вопросом: а был ли Иван Иваныч? Ну а если и был, то зачем, по какому поводу появлялся?Впрочем, среди принимаемого за жизнь суетливого, шумного и бессмысленного маскарада иногда попадаются люди, вдумчиво и упрямо заточенные не наружу, а внутрь. В коллективных социальных системах их обычно считают больными, а больные принимают их за посланцев. Если кому-то вдруг захочется ляпнуть, что истина лежит где-то посередине, то этот кто-то явно не ведает ни середины, ни истины…Одним из таких посланцев был Эдуард Эдуардович Пивчиков…»Евгений Шкловский. Четыре новых рассказа в жанре психологической новеллы, который разрабатывает в нашей прозе Шкловский, предложивший свой вариант сочетания жесткого, вполне «реалистического» психологического рисунка с гротеском, ориентирующим в его текстах сугубо бытовое на — бытийное. Рассказ про человека, подсознательно стремящегося занять как можно меньше пространства в окружающем его мире («Зеркало»); рассказ про человека, лишенного способностей и как будто самой воли жить, но который, тем не менее, делает усилие собрать себя заново с помощью самого процесса записывания своей жизни — «Сейчас уже редко рукой пишут, больше по Интернету, sms всякие, несколько словечек — и все. По клавишам тюк-тюк. А тут не клавиши. Тут рукой непременно надо, рукой и сердцем. Непременно сердцем!» («Мы пишем»); и другие рассказы.

Валерий Станиславович Буланников , Валерий Станиславович Буланников , Виталий Владимирович Щигельский , Виталий Николаевич Сероклинов , Виталий Николаевич Сероклинов , Евгений Александрович Шкловский , Евгений Александрович Шкловский

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Кто оплачет ворона?
Кто оплачет ворона?

Про историю России в Средней Азии и про Азию как часть жизнь России. Вступление: «В начале мая 1997 года я провел несколько дней в штабе мотострелковой бригады Министерства обороны республики Таджикистан», «совсем рядом, буквально за парой горных хребтов, моджахеды Ахмад-шаха Масуда сдерживали вооруженные отряды талибов, рвущихся к границам Таджикистана. Талибы хотели перенести афганскую войну на территорию бывшего Советского Союза, который в свое время — и совсем недавно — капитально в ней проучаствовал на их собственной территории. В самом Таджикистане война (жестокая, беспощадная, кровопролитная, но оставшаяся почти неведомой миру) только-только утихла», «комбриг расстроенно вздохнул и пробормотал, как будто недоумевая: — Вот занесло-то, ядрена копоть! И куда, спрашивается, лезли?!».Основное содержание очерка составляет рассказ о том, как и когда собственно «занесло» русских в Азию. Финальные фразы: «Триста лет назад Бекович-Черкасский возглавил экспедицию русских первопроходцев в Хиву. Триста лет — легендарный срок жизни ворона. Если бы речь шла о какой-нибудь суетливой бестолковой птахе вроде воробья, ничего не стоило бы брякнуть: сдох воробей. Но ворон! — ворон может только почить. Ворон почил. Конец эпохи свершился».

Андрей Германович Волос

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги