Стихотворения

Далее на 5-ти страницах Гарик говорит о поэзии, но поскольку в основном, чепуху, то я ее не привожу, а возвращаюсь к Алексееву. Действительно, тесная связь, существовавшая между упомянутыми художниками, была связью вынужденной, что крайне характерно для всех поэтических и интеллектуальных кругов того времени. А куда еще пойдешь? И куда как сложно было найти людей, близких не по духу, а по литературному или художественному направлению. Меня окружали в основном акмеисты, которых я на нюх не переношу, в то время как с Красовицким, Ереминым, Хромовым — я не был даже знаком, и в глаза их не видел. Отсюда понятно отношение Элинсона, поклонника Бродского /fis donc, банал!/ к другу своему, поэту Алексееву. Это же следует принять во внимание, читая мои предисловия к некоторым поэтам. Но ведь выбора-то не было! Собирались — отщепенцы, не по принципу групп и школ, а по принципу общего несчастья. Отчего и условны у меня деления на "школы", в большинстве мною самим изобретенные. Алексеев сам себе школа. Сам критик и сам судья — если даже ближние ему его не воспринимали. Популярности Бродского он избежал, как и многие другие, не менее стоющие поэты.

АРГУМЕНТЫ АНАХОРЕТА

"Тихо, тихо

Улитка ползи

Вверх по склону Фудзи."

Неточная цитата из

бр. Стругацких.

Для того, чтобы полюбить поэта Геннадия Алексеева, от меня потребовалось УСИЛИЕ. И не могу сказать, что преуспел я до конца. Страсти он не вызывает. Его поэзия базируется на уровне ментальном, она поучительна и глубока. Но ведь, Боже мой, тот же Пушкин сказал, что "поэзия должна быть глуповата". Не то, чтобы поэт был дураком — но уж больно несерьезное занятие. Граф Лев Николаевич Толстой так никогда и не мог понять, зачем это пишут стихи. А Алексеев мне напоминает более всего Толстого. Но никак не Пушкина. Сидит этакий бородатый мудрец, говорит голосом евнуха и совершенно серьезно воспринимает себя всерьез. Он стоит того, стоит, как стоил того Лев Николаевич. Но уж больно это не соответствует безумному нашему бытию. Знаю я Алексеева долго, балдел от его "Осенних страстей", а потом окончательно забалдел от "Тиберия". Но ведь в промежутке-то и был настоящий Алексеев. А я его не заметил. Уж больно все это всерьез.

Поэт не должен быть благополучен. Иначе получается Кушнер. Но что мы разумеем под "поэтом"? Прежде всего, легенду /которая является ЧАСТЬЮ творчества/. И если о поэте легенды нет, то получается "Анненский, Тютчев, Фет". Есть, правда, легенда и в этой "антилегендарности". Киплинг, например, более походил на бухгалтера. И менее всего — на свои стихи. Т.С.Элиот одевался, как клерк, о чем мне было сообщено Г-ном Жорой Беном по поводу моей козьей шкуры. Но ведь не за это мы любим Т.С.Элиота, а Франсуа Вийона — за это. Не безобразничай Пушкин, не рядись Маяковский в кофту, не нарывайся Байрон на пули — Боже, как было бы скучно! А поэт Алексеев — внешне благополучен. И даже ходит в службу. И имеет красивую жену. И даже квартиру с холодильником.

Знаю я еще одного мудреца. Леву Халифа. Но это мудрец хитрый и веселый. Вроде Уфлянда. И к стихам своим у него отношение несерьезное. Прислал мне рукописи, на разных листочках — опечатка на опечатке. У Алексеева опечаток не бывает. Стихи он свои перепечатывает, полагаю, что сам, переплетает в черные книжечки, ин-кварто там, или ин-октаво, или, может, ин-дуодецимо, маленькие такие. И потом читает. Посетителям. На эстраде я его не видел ни разу. Наверное, и не был. Очень нехарактерно для нашего времени оральной, произносительной поэзии. А ведь грешил, грешил в начале 60-х. Но на эстраду вылезти не смог. Боялся. Так и ушел в анахореты, сидит дома и тихо выпивает. Думает. Буйные друзья его конца 50-х — кто где уже. Гарик Элинсон — в Монтерее. Саша Товбин сидит на крыше построенного им же дома /он там себе студию выкроил/. Боб Николащенко и Васюточкин невем, где. А он дома. И все ждет, ждет. Признания, полагаю. Которого он заслуживает больше многих других. Но никак в толк взять не может, что сейчас нужно горлецы рвать, юродствовать, лезть на рожон. Но никак не сидеть. Соснора либо Охапкин — вот тоже, все ждут приглашения, не меньше, как на академика, в какой-либо из университетов запада. А того им не ведомо, что академика только академикам дают. Приехала, скажем, королева-мать Ахматова — ей сейчас доктора "гонорреис кауза". А Бродский того же только на 7-м году добился, а уж рекламы-то было! Коржавину же так и не дают. Дали Эткинду.