Пыль. Грохот. Зной. По рыхлому асфальту,Сквозь запахи гнилого мяса, маслаПрогорклого и овощей лежалых,Она идет, платочком утираяЗапекшиеся губы. РаспахнуласьНа животе накидка — и животПод сводом неба выгнулся таким жеВысоким круглым сводом. Там, во тьме,В прозрачно-мутной, первозданной влаге,Морщинистый, сомкнувший плотно веки,Скрестивший руки, ноги подвернувший,Предвечным сном покоится младенец —Вниз головой. Последние часыЧрез пуповину, вьющуюся тонкимКанатиком, досасывает онИз матери живые соки. В ней жеВсё запрокинулось, всё обратилось внутрь —И снятся ей столетий миллионы,И слышится умолкших волн прибой:Она идет не площадью стесненной,Она идет в иной стране, в былой.И призраки гигантских пальм, истлевшихДавным-давно глубоко под землей,И души птиц, в былой лазури певших,Опять, опять шумят над головой.1914–1922* * *Старик и девочка-горбуньяПод липами, в осенний дождь.Поет убогая певуньяПро тишину германских рощ.Валы шарманки завывают;Кругом прохожие снуют…Неправда! Рощи не бывают,И соловьи в них не поют!Молчи, берлинский призрак горький,Дитя язвительной мечты!Под этою дождливой зорькойОбречена исчезнуть ты.Шарманочка! Погромче взвизгни!С грядущим веком говорю,Провозглашая волчьей жизниЗолотожелчную зарю.Еще бездельники и детиБылую славят красоту, —Я приучаю спину к плетиИ каждый день полы мету.Но есть высокое веселье,Идя по улице сырой,Как бы новосельеСуровой праздновать душой.<1922>* * *Помню куртки из пахучей кожиИ цинготный запах изо ртов…А, ей-богу, были мы похожиНа хороших, честных моряков.Голодали, мерзли — а боролись.И к чему ж ты повернул назад?То ли бы мы пробрались на полюс,То ли бы пошли погреться в ад.Ну, и съели б одного, другого:Кто бы это видел сквозь туман?А теперь, как вспомнишь, — злое словоХочется сказать: «Эх, капитан!»Повернули — да осволочились.Нанялись работать на купца.Даже и не очень откормились —Только так, поприбыли с лица.Выползли на берег, точно крабы.Разве так пристало моряку?Потрошим вот, как на кухне бабы,Глупую, вонючую треску.А купец-то нами помыкает(Плох сурок, коли попал в капкан),И тебя не больно уважает,И на нас плюет. Эх, капитан!Самому тебе одно осталось:Греть бока да разводить котят.Поглядишь — такая, право, жалось.И к чему ж ты повернул назад?28–29 января 1923Saarow* * *