Стихотворения. Четыре десятилетия

Из урн и подвальных щелей.

Пойдём, как по берегу Леты,

Вдоль окон пойдём и дверей,

Вдоль здания Главного штаба,

Его закулисной стены,

Похожей на жёлтого краба

С клешнёй непомерной длины.

Потом через Невский, с разбегу

Всё прямо, не глядя назад,

Пойдём, заглядевшись на реку

И Строганов яркий фасад,

Пойдём, словно кто-то однажды

Уехал иль вывезен был

И умер от горя и жажды

Без этих колонн и перил.

И дальше, по левую руку

Узнав Воспитательный дом,

Где мы проходили науку,

Вдоль чёрной ограды пойдём,

И, плавясь на шпиле от солнца,

Пускай в раздвижных небесах

Корабль одинокий несётся,

Несётся на всех парусах.

Как ветром нас тянет и тянет.

Длинноты в стихах не любя,

Ты шепчешь: читатель устанет! –

Не бойся, не больше тебя!

Он, ветер вдыхая холодный,

Не скажет тебе, может быть,

Где счастье прогулки свободной

Ему помогли полюбить.

Пойдём же по самому краю

Тоски, у зелёной воды,

Пойдём же по аду и раю,

Где нет между ними черты,

Где памяти тянется свиток,

Развёрнутый в виде домов,

И столько блаженства и пыток,

Двузначных больших номеров.

Дом Связи – как будто коробка

И рядом ещё коробок.

И дом, где на лестнице робко

Я дёргал висячий звонок.

И дом, где однажды до часу

В квартире чужой танцевал.

И дом, где я не был ни разу,

А кажется, жил и бывал.

Ну что же? юсуповский жёлтый

Остался не назван дворец,

Да словно резинкой подтёртый

Голландии Новой багрец.

Любимая! Сколько упорства,

Обид и зачёркнутых строк,

Отчаяния, противоборства

И гребли, волнам поперёк!

Твою ненаглядную руку

Так крепко сжимая в своей,

Я всё отодвинуть разлуку

Пытаюсь, но помню о ней…

И может быть, это сверканье

Листвы, и дворцов, и реки

Возможно лишь в силу страданья

И счастья, ему вопреки.

* * *

Больной неизлечимо

Завидует тому,

Кого провозят мимо

В районную тюрьму.

А тот глядит: больница.

Ему бы в тот покой

С таблетками, и шприцем,

И старшею сестрой.

НАШИ ПОЭТЫ

Конечно, Баратынский схематичен.

Бесстильность Фета всякому видна.

Блок по-немецки втайне педантичен.

У Анненского в трауре весна.

Цветаевская фанатична муза.

Ахматовой высокопарен слог.

Кузмин манерен. Пастернаку вкуса

Недостаёт: болтливость – вот порок.

Есть вычурность в строке у Мандельштама.

И Заболоцкий в сердце скуповат…

Какое счастье – даже панорама

Их недостатков, выстроенных в ряд!

* * *

Едкий дымок мандариновой корки.

Колкий снежок. Деревянные горки.

Всё это видел я тысячу раз.

Что же так туго натянуты нервы?

Сердце колотится, слёзы у глаз.

В тысячный – скучно, но в тысяча первый…

Весело вытереть пальцы перчаткой.

Весело с долькой стоять кисло-сладкой.

Всё же на долю досталось и мне

Счастья, и горя, и снега, и смеха.

Годы прошли – не упало в цене.

О, поднялось на ветру, вроде меха!

* * *

Не соблазняй меня парчой

Полуистлевшей, и свечой

Полусгоревшей, и листвой

Полуопавшей и сырой.

Не согревай меня вином

За покачнувшимся столом,

И затянувшимся глотком,

И запахнувшимся платком.

Не утешай меня дворцом

Полуразмытым, и крыльцом

Полуразбитым, и гнездом,

Пружинящим под сквозняком.

Не задевай меня тоской

Полуразлитой, и строкой

Полузабытой, и душой

Полуоткрытой и чужой.

* * *

Быть нелюбимым! Боже мой!

Какое счастье быть несчастным!

Идти под дождиком домой

С лицом потерянным и красным.

Какая мука, благодать

Сидеть с закушенной губою,

Раз десять на день умирать

И говорить с самим собою.

Какая жизнь – сходить с ума!

Как тень, по комнате шататься!

Какое счастье – ждать письма

По месяцам – и не дождаться.

Кто нам сказал, что мир у ног

Лежит в слезах, на все согласен?

Он равнодушен и жесток.

Зато воистину прекрасен.

Что с горем делать мне моим?

Спи. С головой в ночи укройся.

Когда б я не был счастлив им,

Я б разлюбил тебя. Не бойся!

* * *

Показалось, что горе прошло

И узлы развязались тугие.

Как-то больше воды утекло

В этот год, чем в другие.

Столько дел надо было кончать,

И погода с утра моросила.

Так что стал я тебя забывать,

Как сама ты просила.

Дождик шёл и смывал, и смывал

Безнадёжные те отношенья.

Раньше в памяти этот провал

Называли: забвенье.

Лишь бы кончилось, лишь бы не жгло,

Как бы ни называлось.

Показалось, что горе прошло.

Не прошло. Показалось.

* * *

Возьми меня, из этих комнат вынь,

Сдунь с площадей, из-под дворцовых арок,

Засунь меня куда-нибудь, задвинь,

Возьми назад бесценный свой подарок!

Смахни совсем. Впиши меня в графу

Своих расходов в щедром мире этом.

Я – чокнутый, как рюмочка в шкафу

Надтреснутая. Но и ты – с приветом.

* * *

Прощай, любовь!

Прощай, любовь, была ты мукой.

Платочек белый приготовь

Перед разлукой

И выутюжь, и скомкай вновь.

Какой пример,

Какой пример для подражанья

Мы выберем, какой размер?

Я помню чудное желанье

И пыль гостиничных портьер.

Не помню, жаль,

Не помню, – жаль, оса, впивайся.

Придумать точную деталь

И, приукрася,

Надсаду выдать за печаль?

Сорваться в крик?

Сорваться в крик, в тоске забиться?

Я не привык.

И муза громких слов стыдится.

В окне какой-то писк возник.

Кричит птенец.

Кричит птенец, сломавший шею.

За образец

Прощание по Хемингуэю

Избрать? Простились – и конец?

Он в свитерке,

Он в свитерке по всем квартирам

Висел с подтекстом в кулаке.

Теперь уже другим кумиром

Сменён, с Лолитой в драмкружке.

Из всех услад,

Из всех услад одну на свете

Г. Г. ценил, раскрыв халат.

Над ним стареющие дети,

Как злые гении, парят.