Враг мой, друг мой, муж мой невенчанный,Снова, снова, снова про тебя.Нет кольца на пальце безымянном.Но кольцом свивается судьба.Сколько писем шлю тебе вдогонкуГоды, годы, годы напролет,Теплых, как ладонь у нашего ребенка,Ледяных, как ненависти лед.А теперь — через годы и верстыВдруг ответ, как черный водоем: —Возвращайся, друг, запальчивым и черствый, —Дни до смерти вместе проживем. —И, внезапной злобою объята,Я кричу в окно, в пространство: Нет!Господин, низка у вас зарплата,Не умею я варить обед!Не умею утешать и холить,И делиться, и давать отчетЗа платок, за воротник соболий,Ворковать над мужниным плечом.Лучше пусть в гостинице дешевойЯ умру под мелкий зимний дождь,В час, когда померкнет над альковомОтраженье Люксембургских рощ.Прибежит к студенту мидинетка,Просвистит за стенкой качучу,Постучат, смеясь, ко мне: — «Соседка!Мы вас потревожим…» Промолчу.И шепнет сосед гарсону в синей блузе: —«Что-то этой русской не слыхать?» —В комнату войдут и распахнут жалюзи,Солнце брызнет на мою кровать,Брызнет утро вечное Парижа,Запах роз, гудрона, стук колес —Только я их больше не увижу,Ни людей, ни бледных роз.Сын приедет, сходит на кладбище,Побродит по улицам чужим,Да еще в газете, может быть, напишутДве строки петитом, смутные как дым.<1932–1934>
Снег в горах
Мне снегНа черном гребне горНапомнит, знаю я,Цвет молодых твоих сединИ холодность твоя.Мы мало виделись с тобой.Расстались, как во сне,Но взял ты зеркальце мое,А гребень отдал мне.И если в зеркальце моеСлучайно взглянешь ты,Быть может,Возвратит стеклоТебе мои черты.И если гребень подношуЯ к волосам моим,Воспоминанье о тебеВстает как легкий дым.Мне снегНа черном гребне горНапомнит, знаю я,Цвет молодых твоих сединИ холодность твоя.<8 апреля 1936>
Романс («Не оттого, что связан ты навек…»)
Не оттого, что связан ты навек,Не оттого, что ты любил другую,Я при тебе не подымаю век,Клянусь тебе, не оттого тоскую.Соперницы старинной не боюсь.Я знаю, друг, любовь неповторима, —Сто разных роз один приносит куст,Сто облаков встают из клубов дыма.И все же сердце рвется и болит,И счастья день невольно затуманен,И мне тревога тайная твердит,Что ты уже смертельно жизнью ранен.<Сентябрь 1936>