Стихотворения и поэмы

Она читает в гамаке.
Она смеётся – там, в беседке.
А я – на корточках, в песке
Мой сад ращу: втыкаю ветки.

Она снисходит, чтоб в крокет

На молотке со мной конаться…
Надежды нет. Надежды нет.
Мне – только восемь. Ей – тринадцать.

Она в прогулку под луной

Свой зов ко взрослым повторила.
И я один тащусь домой,
Перескочив через перила.

Она с террасы так легко

Порхнула в сумерки, как птица…
Я ж допиваю молоко,
Чтоб ноги мыть и спать ложиться.

Куда ведет их путь? в поля?

Змеится ль меж росистых трав он?..
А мне – тарелка киселя
И возглас фройлен: «Шляфен, шляфен!»

А попоздней, когда уйдёт

Мешающая фройлен к чаю,
В подушку спрячусь, и поймёт
Лишь мать в раю, как я скучаю.

Трещит кузнечик на лугу,

В столовой – голоса и хохот…
Никто не знает, как могу
Я тосковать и как мне плохо.

Всё пламенней, острей в крови

Вскипает детская гордыня,
И первый, жгучий плач любви
Хранится в тайне, как святыня.

1936

Старый дом

Памяти Филиппа Александровича Доброва

    Где бесшумны и нежны
    Переулки Арбата,
Дух минувшего, как чародей,
    Воздвигнул палаты,
    Что похожи на снежных
          Лебедей.

    Бузина за решёткой:

    Там ни троп, ни дорог нет,
Словно в чарах старинного сна;
    Только изредка вздрогнет
    Тарахтящей пролёткой
          Тишина.

    Ещё помнили деды

    В этих мирных усадьбах
Хлебосольный аксаковский кров,
    Многолюдные свадьбы,
    Торжества и обеды,
          Шум пиров.

    И о взоре орлином

    Победителя-галла,
Что прошёл здесь, в погибель ведом,
    Мне расскажет, бывало,
    Зимним вечером длинным
          Старый дом.

    Два собачьих гиганта

    Тихий двор сторожили,
Где цветы и трава до колен,
    А по комнатам жили
    Жизнью дум фолианты
          Вдоль стен.

    Игры в детской овеяв

    Ветром ширей и далей
И тревожа загадками сон,
    В спорах взрослых звучали
    Имена корифеев
          Всех времён.

    А на двери наружной,

    Благодушной и верной,

«ДОКТОР ДОБРОВ» – гласила доска,

    И спокойно и мерно
    Жизнь текла здесь – радушна,
          Широка.

    О, отец мой – не кровью,

    Доброй волею ставший!
Милый Дядя, – наставник и друг!
    У блаженных верховий
    Дней начальных – питавший
          Детский дух!

    Слышу «Вечную память»,

    Вижу свечи над гробом,
Скорбный блеск озаряемых лиц,
    И пред часом суровым
    Трепеща преклоняюсь
          Снова ниц.

    В годы гроз исполинских,

    В страшный век бурелома
Как щемит этот вкрадчивый бред:
    Нежность старого дома,
    Ласка рук материнских,
          Лица тех, кого нет.

1950

* * *