Стихотворения и поэмы

1931—1951

Из погибшей рукописи

Без небесных хоров, без видений
Дни и ночи тесны, как в гробу…
Боже! Не от смерти – от падений
Защити бесправную судьбу.

Чтоб, истерзан суетой и смутой,

Без любви, без подвига, без сил,
Я стеной постыдного уюта
В день грозы себя не оградил;

Чтоб, дымясь по выжженным оврагам

И переступая чрез тела,
Мгла войны непоправимым мраком
Мечущийся ум не залила;

Научи – напевы те, что ночью

Создавать повелеваешь Ты —
В щель, непредугаданную зодчим,
Для столетней прятать немоты.

Помоги – как чудного венчанья

Ждать бесцельной гибели своей,
Сохранив лишь медный крест молчанья,
Честь и долг поэта наших дней.

Если же пойму я, что довольно,

Что не будет Твоего гонца,
Отврати меня от добровольной
Пули из тяжелого свинца.

1937

Крест поэта

Тёмен жребий русского поэта.

Неисповедимый рок ведет

Пушкина под дуло пистолета,

Достоевского – на эшафот.

М. Волошин

Грибоедов

Бряцающий напев железных строф Корана
Он слышал над собой сквозь топот тысяч ног…
Толпа влачила труп по рынкам Тегерана,
И щебень мостовых лицо язвил и жёг.

Трещало полотно, сукно рвалось и мокло,

Влачилось хлопьями, тащилось бахромой…
Давно уж по глазам очков разбитых стекла
Скользнули, полоснув сознанье вечной тьмой.

– Алла! О, энталь-хакк! – раскатами гремели

Хвалы, глумленье, вой – Алла! Алла! Алла!..
…Он брошенный лежал во рву у цитадели,
Он слушал тихий свист вороньего крыла.

О, если б этот звук, воззвав к последним силам,

Равнину снежную напомнил бы ему,
Усадьбу, старый дом, беседу с другом милым
И парка белого мохнатую кайму.

Но если шелест крыл, щемящей каплей яда

Сознанье отравив, напомнил о другом:
Крик воронья на льду, гранит Петрова града,
В морозном воздухе – салютов праздный гром, —

Быть может, в этот час он понял – слишком

           поздно, —
Что семя гибели он сам в себе растил,
Что сам он принял рок империи морозной:
Настиг его он здесь, но там – поработил;

Его, избранника надежды и свободы,

Чей пламень рос и креп над всероссийским сном,
Его, зажжённого самой Душой Народа,
Как горькая свеча на клиросе земном.

Смерть утолила всё. За раной гаснет рана,

Чуть грезятся ещё снега родных равнин…
Закат воспламенил мечети Тегерана
И в вышине запел о Боге муэдзин.

1936

Гумилёв