Я иду долиной. На затылке кепи,В лайковой перчатке смуглая рука.Далеко сияют розовые степи,Широко синеет тихая река.Я – беспечный парень. Ничего не надо.Только б слушать песни – сердцемподпевать,Только бы струилась легкая прохлада,Только б не сгибалась молодая стать.Выйду за дорогу, выйду под откосы, —Сколько там нарядных мужиков и баб!Что-то шепчут грабли, что-то свищут косы.«Эй, поэт, послушай, слаб ты иль не слаб?На земле милее. Полно плавать в небо.Как ты любишь долы, так бы труд любил.Ты ли деревенским, ты ль крестьянскимне был?Размахнись косою, покажи свой пыл».Ах, перо не грабли, ах, коса не ручка —Но косой выводят строчки хоть куда.Под весенним солнцем, под весенней тучкойИх читают люди всякие года.К черту я снимаю свой костюм английский.Что же, дайте косу, я вам покажу —Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий,Памятью деревни я ль не дорожу?Нипочем мне ямы, нипочем мне кочки.Хорошо косою в утренний туманВыводить по долам травяные строчки,Чтобы их читали лошадь и баран.В этих строчках – песня, в этих строчках – слово.Потому и рад я в думах ни о ком,Что читать их может каждая корова,Отдавая плату теплым молоком.18 июля 1925* * *Спит ковыль. Равнина дорогая,И свинцовой свежести полынь.Никакая родина другаяНе вольет мне в грудь мою теплынь.Знать, у всех у нас такая участь,И, пожалуй, всякого спроси —Радуясь, свирепствуя и мучась,Хорошо живется на Руси.Свет луны, таинственный и длинный,Плачут вербы, шепчут тополя.Но никто под окрик журавлиныйНе разлюбит отчие поля.И теперь, когда вот новым светомИ моей коснулась жизнь судьбы,Все равно остался я поэтомЗолотой бревенчатой избы.По ночам, прижавшись к изголовью,Вижу я, как сильного врага,Как чужая юность брызжет новьюНа мои поляны и луга.Но и все же, новью той теснимый,Я могу прочувственно пропеть:Дайте мне на родине любимой,Все любя, спокойно умереть!Июль 1925* * *