Стихотворения и поэмы

Зачем, высоко обязуясь
дышать размером и добром,
уравновешенный безумец

,ты слепо брызгаешь пером?
Твоя лихва в пылу полемик
лишь убеждает, что и ты
такой же — если и не пленник,
то соучастник суеты.

Мы все, как все: на службу топай,

читай газету, шей пальто, —

живем, и нет на нас потопа,

все граждане и все — никто.
Живем в толпе, покуда живы,
владельцы, съемщики, жильцы,
клиенты, члены, пассажиры,
мужья, любовники, отцы.

И нет, не в стихотворных перлах,

а в лязге этом и лузге
у нас (лишь славы, что у первых!)
душа висит на волоске. —
Ни позабыть о дальнем друге,
ни самого себя простить…
Нам только кажется, что руки
легко вдоль тела опустить!

Копейки наши — ахи-охи!

Но жизнь становится судьбой:
мы платим по счетам эпохи
не словесами, а собой.
Рабами вбитых в нас понятий,
стянув последние трусы,
предстанем — как в военкомате —
и зябко станем на весы.

358. Памяти Фриды

Не горечь, не горесть, не горе…
Душе не сказаться никак!
Обрывки афиш на заборе,
и дождь, и при входе — сквозняк.

Каким же он кажется нищим,

тобой покидаемый мир —
с бредущими мокрым кладбищем
владельцами теплых квартир!

Стекают осенние лица.

И, тычась в изгиб рукава,
душа, угловая жилица,
роптать получает права.

Сестру снаряжая в дорогу,

своих не касаясь обид,
душа обращается к Богу,
гражданских поверх панихид.

Что наших речей безысходней? —

Поплачем над бездной земной,
и вечное наше сегодня
набрякнет твоей тишиной.

359. «Я привычен к доле угловой…»

Я привычен к доле угловой:
в поезде, в гостинице, в гостях —
лишь бы одеялом с головой,
и грядет мой спас-на-пропастях.

Радио гремит на пол-Руси,

льет в уборной, дует из окна, —
спрячь меня, укрой меня, спаси,
родина-за-пять-минут-до-сна!

360. Куст

Из окон озаренный куст,
явление куста народу.
За полунощную природу
ответствующий златоуст.

Всем, кто сомненьями томим,

ответ, острастка, откровенье.
Сподобь меня хоть на мгновенье
побыть апостолом твоим!

Пусть лужи лезут через край,

ухабы на моей дороге, пускай
охлестывает ноги
бурьян замызганный, пускай! —

Не изрыгну хулы ночной,

устами исцелен твоими.
Всему свое на свете имя,
пока сияешь предо мной.

Но вот погаснет в окнах свет,

и без тебя опять во мраке
брань, пьяный гогот, визг собаки, —
все то, чему названья нет.

361. «Трава окатывает ноги…»

Трава окатывает ноги,
чело окутывает мгла.
Не дай мне Бог сейчас дороги,
чтобы куда-нибудь вела.

Не дай мне Бог сейчас подруги,

что напросилась бы помочь.
Во всей беззвезднейшей округе
лишь двое равных — я и ночь.

Земля потоплена в тумане,

ни зги: он сгинул, белый свет.
И нет во мне воспоминаний,
а может быть — и веры нет!