В ученье к соснам отданный, молчу.Средневековых крыш сухое пламяи лес, как будто проповедь: косымпронизан солнцем, гулок и возвышен.Пылинкой, примелькавшейся лучу,душа — ее почти не существует —лукаво проблеснет и растворится,куда там самолетик в синеве.Я забываю привкус тех обид…Другие пусть обметывает губымолочным гневом, пусть себе сторицейшипучая отрыжка тешит ноздрив неутолимой жажде суеты.Пускай… Довлеет мне воды и хлеба,и неба и земли довлеет мне.Лишь изредка привидится во снетолпливое деревьев разночинствои обезличка листьев. Я мечусь —ни лист, ни человек; меня колотито ветку материнскую: сорвусь ли,останусь ли, — я взыскан все равно.Воспалено проснувшееся неботогда бывает — вспыхивает, гаснетпурпурный отблеск позапрошлых чувств.Что б делал я, когда утóк душина длительности бы основан не был?! —Ворчливо на дворе греметь ведром,и ветренностью белого пространствапоутру зубы чистить, и сосновымтерпением испытывать себя.В сплошном куске сгущенной тишиныбарахтается где-то еле слышнорокочущий вовсю аэродром.Ни памяти не надобно, ни почты, —совсем не этим пишутся стихи.…Замедленно течет большое время…
398. Раздумье
Когда тебя обидит векиль женщина лишит свободы,встань тихо посреди природы,любить уставший человек.Сама в себе живет река,вздыхает лес неизъяснимо,и облака — все мимо, мимо…река… и лес… и облака…Твоя невзгода в этот мигтебе покажется ничтожнейлистка, мелькнувшего над пожней,а ты — как дерево велик.
399. Переменная облачность
Сухая высокая смесьсосны и осины.У солнца осеннего естьиспуг страусиный.И там, в городах, за семьюпечатями века, —в саду, в листопад, на скамьюпо полчеловека.Снять лишнюю кофту — ни-ни,и зонтик на случай, —от вашей небось воркотнии солнце за тучей!А надобно верить добру:из лужи недавнейполнеба в ладони беру —такая вода в ней!И, если б не эта стерня,такая свобода, —как будто ни времени дня,ни времени года.Ни горестных в жизни минут,ни старости нету…А тени бегут и бегутпо белому свету.