Стихотворения и поэмы

Закапывать без креста
трое
везли
двоих.
Дорога была проста.
И совесть была чиста.
И солнце любило их. —
А с Кировского моста
двое
свезли
троих.

84. Дворники

Не убыстрят мой шаг тяжелый
ни бомбежка, ни артобстрел.
От Аничкова до Чернышева
я наткнулся на восемь тел.

Восемь дворников, опочивших

у родимых своих ворот.
И какой-то наивный чижик
рылся в зарослях их бород.

И торжественно липы стыли —

метлы, воткнутые в снега…
…Обязательно всем кресты ли
полагаются на века?

85. Бессмертие

Смерти нет в сорок первом году!
Может, завтра и я на ходу
упаду —
не дойду
до того поворота.
Пропадающий хлеб мой имея в виду
(с чем сравнима такая забота!)
вынет теплые карточки кто-то,
не взглянув на меня свысока.
Будет липкой от пота
рука
добряка.
И медаль через годы,
светла и легка,
усмехнется с его пиджака!

86. Концерт

Т. Ю. Хмельницкой

Собираются дистрофики
в довоенный этот зал.
Ветерок недоумения —
кто же их сюда зазвал?

Не обещано им ужина,

ничего не купишь тут.
Ломтик хлеба нержавеющий
дамы в сумочках несут.

Вверх поглядывают искоса:

свод непрочный, свод большой.
Молча хвастаются ватником
между шубкой и душой.

Кресла ежатся от холода,

половина их пуста.
Гордо валенками шаркая,
на шикарные места.

Скрипачи вползли бесполые,

дирижер за ними вслед.
Закивали им из публики:
сколько зим и — скольких нет!

То ли были, то ли не были

легкий взмах и трудный вздох.
Не имея сил откашляться,
зал качнулся и оглох.

Не имея сил расплакаться,

сердце вышло за предел.
Непреложный голос вечности
всем пространством завладел.

Отрубил все злые призвуки,

жалкий ропот приструнил.
Лейтенантик забинтованный
память в руки уронил.

Через толщу затемнения

мир забрезжил голубой.
Нимб дыхания сгущенного
встал над каждой головой.

Случайный дом (1942–1944)

87. «По отрогам Уральских гор…»

По отрогам Уральских гор
лес взбирается к небесам.
Переплывших большой простор
прибивает к большим лесам.

Мы с тобой обитаем тут,

в доме с вьюгою под окном.
Наши валенки в сорок пуд
мы по лесенке вносим в дом.

Вместе с нами вбегает пар

и хозяйский облезлый кот.
Сыроватый ангинный жар
детским оревом обдает.

Безулыбчивый наш уют.

Чей-то дых — и коптилка пых!
Нам тепла на двоих дают,
и клопов на двадцатерых.

Всяк дает, что имеет сам,

не имеющий — да берет!..
Низко кланяемся лесам,
выйдя поутру из ворот!

88. «Лужи, тают облака в них…»

Лужи, тают облака в них.
Окна, вечером светло в них.
Это точно — я блокадник,
а еще точней — колодник. —

Хоть я не был, вроде, вором, —

Память — страшный мой конвой.
И кружит, как черный ворон,
самолет над головой.

89. Освещенные окна