Стихотворения и поэмы

Как на столе чернильница —
вокзал
теперь в моем вседневном обиходе.
Я говорю лишь то, что подсказал
вокзал.
   Не по своей пишу охоте,
а по закону дальних поездов,
по графику январских расставаний.
Передаю служебными словами —
тот полувздох
перед глухонемою бездной
вагонного окна;
   весь воздух тот железный,
дерущий горло горклостью безумств
невысказанных;
   тот едва заметный
момент, что знаю наизусть, —
и каждый раз внезапностью момента
застигнут как впервые!
   Хоть бегом
беги вослед! Хоть рельсами к рассвету
рвись мимо стрелок!
   Ни о чем другом,
строка моя, не смей!
   Другого смысла нету
тебе, моя строка!..
…Отходят поезда без опозданья.
И пишет на обрывке мирозданья
вокзальными чернилами тоска.
… … … … … … … … … … … … … …
О руки многоверстные, по следу
протянутые рельсами вдогон
вагону!
   Недовытянуться, недо-
тянуться…
   А ведь, кажется, вагон
на вид правдоподобнейшим вагоном
был! —
   Проводник и проводы, и гомон
кругом.
   Секундой каждой дорожа,
ему служили залы ожиданья,
и камеры ручного багажа,
и ресторан…
   И вот тебе — блужданья
среди ночных огней. За семафорами —
обрыв последней памяти. Невинным
ауканьем гудков по луговинам
просторы начинаются, которыми
тянуться, недотягиваться…
   Верст
рукам не хватит вытянуться! Город
у горла рву: бессмысленностью звезд
пространство набивается за ворот…
… … … … … … … … … … … … … …
Не чьих-нибудь —
   моих
      вокруг вокзала
перронных слов сугробы намело.
Когда я умер, женщина сказала:
«Как это не похоже на него!
Он так меня любил,
   так целовал мне руки,
и вдруг…» —
   …Я возвращался босиком,
разгоряченный подвигом разлуки, —
и вдруг — сугроб!..
   Я пнул его носком,
хотел перешагнуть по-великаньи,
и вот — стою…
   Шершавым языком
сквозняк долизывает камни,
и, Господи, как мало значу я!
Носильщики, машины, толчея —
насильники, мужчины, ты ничья… —
слова смерзаются, сметаются в сугробы,
проходу не дают…
   А ну, давай
перешагни через себя, попробуй!
Последний под носом трамвай…
И где-нибудь последнее над улицей
счастливое окно…
О ты, кому бедуется!
Люби и умирай,
и все равно —
люби!..

268. «Встречались мы и расставались…»

Встречались мы и расставались.
И, повторенные стократ,
шаги ночные раздавались
вдоль набережных и оград.

А улицы все не кончались,

тянулись от зари к заре.
А пристани всю ночь качались
и в августе, и в сентябре.

А люди жили и кружили,

и накружиться не могли:
дружили — и не дорожили,
любили — и не берегли.

И отсветы электросварок

прохватывали их насквозь,
швыряли их на своды арок
и распинали вкривь и вкось.
И плакали они, и пели,
и умирали от любви.
…Остановить бы все в апреле!
Попробуй-ка останови…

269. Одиночество