Стихотворения и поэмы

В 20-е годы писатель интенсивно работает как драматург. После того как в 1919 году он инсценировал своего «Стеньку Разина» для народного театра, Каменский пишет ряд пьес, многие из которых идут в театрах: «Здесь славят разум» (1921) – в бывшем театре Корша, «Золотая банда» и «Роковая наездница» – в Замоскворецком театре, «Пушкин и Дантес» (1925) – в бывшем Александрийском, «Скандальный мертвец» (1927) – в театре «Комедия» в Петрограде. Еще большее число пьес так и осталось в рукописи («Лестница в небо», «На площадке 4-го этажа», «Сон великого лодыря», «Актерия» и другие).

Однако свои пьесы Каменский писал наспех, без должного внимания к их художественному качеству. Да и с историческими фактами он обращался довольно своеобразно: так, в пьесе «Пушкин и Дантес» Пушкин на дуэли убивает Дантеса. Критика справедливо упрекала эти пьесы в примитивности, поверхностности. Не случайно они очень недолго продержались на сцене и после нескольких спектаклей были забыты. Однако обращение к драматургическому жанру не прошло бесследно для Каменского-поэта. В его поэмах «Емельян Пугачев» и «Иван Болотников» приемы драматургии сказались в напряженности драматического действия и в обилии диалогов. Показательно, что «Емельян Пугачев», впервые возникший в 1925 году в форме пьесы, превратился в поэму, а затем был переработан в оперное либретто.

Пробовал свои силы Каменский и в прозе. Но и эти опыты также нельзя признать удачными («27 приключений Хорта Джойса», роман «Пушкин и Дантес» и другие).

В 1927 году Каменский в Тбилиси издает сборник «И это есть…», в котором был помещен ряд стихотворений первой половины 20-х годов. Пафос строительства нового мира становится основным содержанием послереволюционных стихов Каменского. Но беда в том, что он воспринимает новую действительность слишком внешне, не находя своего угла зрения, индивидуального поэтического ее осмысления. Стихи его большей частью декларативны, риторичны, сводятся к общим формулам, газетным штампам. Космическая масштабность и аллегорическая отвлеченность, впрочем характерные для многих поэтов первых лет революции, наглядно сказались и в послеоктябрьских стихах Каменского. Так, в цикле стихов «Паровоз Октября» (1919) он заявляет:

Я – машинист паровоза Союза,
Я – капитан корабля «Социал»,
Навезу всем энергии – груза,
Чтобы каждый в Союзе сиял.

Эти упрощенные, художественно неубедительные формулы остаются и во многих его дальнейших стихах, которым не хватает конкретности и живого поэтического чувства. Поэтому из обширного творческого наследия Каменского советского периода сохранили для нас яркость красок и поэтическое звучание преимущественно его исторические поэмы, передающие близкий поэту пафос стихийных крестьянских восстании, а из стихов о современности – те его произведения, в которых он любовно и бесхитростно описывает охоту, природу, стихи автобиографического характера, подкупающие искренностью и точностью восприятия окружающего.

6

В послереволюционные годы Каменский обратился прежде всего к эпосу. После «Степана Разина» создаются исторические поэмы «Емельян Пугачев» (1931) и «Иван Болотников» (1934), образующие вместе своего рода поэтическую трилогию, объединенную темой стихийного крестьянского восстания. «Бунты народной вольницы – вот любимое эпическое содержание Каменского»[40], – справедливо писал Луначарский.

Как уже указывалось, Каменский не стремился к исторической достоверности, а тем более к документальности своих поэм. Он брал лишь общие контуры исторических событий, лишь несколько главных эпизодов из биографии своих героев, и все это – для создания живописной картины. В ответ на нападки критики, упрекавшей его за историческую недостоверность романа «Степан Разин», переизданного в 1928 году, он отвечал, что это произведение «не. историческое», а «привольное».[41] Действительно, и восстание Болотникова в начале XVII века, и вольница Разина в XVII веке, и пугачевщина в XVIII веке у Каменского мало разнятся друг от друга. Для поэта существенно лишь то, что их сближает: стихийный дух этих восстаний, богатырский облик их предводителей, общая ненависть к царским воеводам, боярам, дворянам.

Основным источником для Каменского были предания и песни, которыми он широко пользовался. Поэт не стилизует и не повторяет их, рассматривая общий характер и колорит этих песен лишь как канву, по которой он вышивает свои узоры. Этот песенный лад стиха полнее всего выражен в «Емельяне Пугачеве». По своему характеру особенно близки были Каменскому такие песни, как, например, «Как за барами житье было привольное…», которая кончалась призывом к бунту: